Lyrics Шамарский Старообрядческий хор - Дышит апрелем
Views
215
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Шамарский Старообрядческий хор - Дышит апрелем, and also a translation of a song with a video or clip.
Дышит апрелем ветер с боков,
А здесь до капелей еще далеко.
На тысячу верст не встретишь души.
Лежит Пустозерск в безлюдной глуши.
Здесь путь многотрудный сквозь мерзлую тишь.
Здесь месяц над тундрой висит, как бердыш.
Вдали от селений забор и нора.
Здесь собственной тени — и то будешь рад,
Стенаниям волка и смеху сыча.
А где-то ведь Волга в весенних лучах!
Родное Григорово в душистом цвету.
Деды у заборов корзины плетут.
Земля дышит паром, блестит небосвод.
У церковки старой нарядный народ.
В солнечных бликах сады и трава.
Памятью никнет его голова.
С прерывистым стоном он вспомнил опять
У старой иконы склоненную мать,
Платочек и прядку, лампадку в ночи,
Скамейку и кадку, сверчка на печи.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
А здесь до капелей еще далеко.
На тысячу верст не встретишь души.
Лежит Пустозерск в безлюдной глуши.
Здесь путь многотрудный сквозь мерзлую тишь.
Здесь месяц над тундрой висит, как бердыш.
Вдали от селений забор и нора.
Здесь собственной тени — и то будешь рад,
Стенаниям волка и смеху сыча.
А где-то ведь Волга в весенних лучах!
Родное Григорово в душистом цвету.
Деды у заборов корзины плетут.
Земля дышит паром, блестит небосвод.
У церковки старой нарядный народ.
В солнечных бликах сады и трава.
Памятью никнет его голова.
С прерывистым стоном он вспомнил опять
У старой иконы склоненную мать,
Платочек и прядку, лампадку в ночи,
Скамейку и кадку, сверчка на печи.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
Далекие дали, часовенный звон,
Кувшинки качались в пруду золотом.
April wind blows from the sides,
But here the drops are still far away.
You can not find a soul for a thousand miles.
Lies Pustozersk in the deserted wilderness.
Here the path is difficult through the frozen silence.
Here the month above the tundra hangs like a burbot.
A fence and a hole far from the villages.
Here your own shadow - and then you will be glad,
The wolf's wailings and owl's laughter.
And somewhere, after all, the Volga in the spring rays!
Native Grigorovo in fragrant color.
The grandfathers at the fence baskets weave.
The earth breathes steam, the sky shines.
The church has an old, elegant people.
In the sunlight glistening gardens and grass.
With memory his head nudges.
With an intermittent groan, he remembered again
At an old icon the inclined mother,
A handkerchief and a lock, a lamp in the night,
Bench and tub, cricket on the stove.
Far away, a chime,
Water lilies swung in the pond with gold.
Far away, a chime,
Water lilies swung in the pond with gold.
But here the drops are still far away.
You can not find a soul for a thousand miles.
Lies Pustozersk in the deserted wilderness.
Here the path is difficult through the frozen silence.
Here the month above the tundra hangs like a burbot.
A fence and a hole far from the villages.
Here your own shadow - and then you will be glad,
The wolf's wailings and owl's laughter.
And somewhere, after all, the Volga in the spring rays!
Native Grigorovo in fragrant color.
The grandfathers at the fence baskets weave.
The earth breathes steam, the sky shines.
The church has an old, elegant people.
In the sunlight glistening gardens and grass.
With memory his head nudges.
With an intermittent groan, he remembered again
At an old icon the inclined mother,
A handkerchief and a lock, a lamp in the night,
Bench and tub, cricket on the stove.
Far away, a chime,
Water lilies swung in the pond with gold.
Far away, a chime,
Water lilies swung in the pond with gold.