Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
А там, под вывеской, где сельди из Керчи —
сбитый старикашка шарил очки
и заплакал, когда в вечереющем смерче
трамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз —
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже — скомкав фонарей одеяла —
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна.
The city's adobe windows were smashed
on tiny, sucking lights adki.
Red devils, cars rises,
over the very ear blowing the whistles.
And there, under the signboard, where the herring from Kerch -
downed old man
and wept when in the evening tornado
the tram shot the pupils.
In the holes of skyscrapers, where the ore was burning
and the iron of the trains piled up the gap -
cried an airplane and fell there,
where the wounded sun had an eye.
And then already - crumpling the lanterns of the blankets -
night fell out of love, dirty and drunk,
and behind the suns of the streets somewhere hobbled
useless, flabby moon.