ИОСИФ БРОДСКИЙ (1940 — 1996)
Рождественский романс
Жене Рейну, с любовью
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик нелюдимый
из Александровского сада.
Ночной фонарик негасимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый.
Спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый,
полночный поезд новобрачный
плывет в тоске невыразимой.
Плывет во мгле замоскворецкой
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
по желтой лестнице печальной,
от нелюбви до невеселья,
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывет в глазах морозный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер,
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как-будто жизнь начнется снова,
как-будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик нелюдимый
из Александровского сада.
1962
JOSEPH BRODSKY (1940 - 1996)
Christmas romance
To wife Rein, with love
Floats in inexplicable longing
in the middle of a brick house
unsociable night boat
from the Alexander Garden.
Everlasting night lantern
like a yellow rose,
over the head of your loved ones,
at the feet of passers-by.
Floats in inexplicable longing
bee choir of somnambulists, drunkards.
In the night capital a photograph
sadly made by a foreigner,
and goes to Ordynka
taxi with sick riders,
and the dead are hugging
with mansions.
Floats in inexplicable longing
sad singer in the capital,
standing by the kerosene shop
sad chubby janitor.
Hurries down the nondescript street
lover is old and handsome,
midnight train newlywed
floats in inexpressible melancholy.
Floats in the darkness of Zamoskvoretskaya
accidental swimmer,
wandering accent Jewish
on the sad yellow staircase,
from dislike to sadness,
on New Year's Eve, on Sunday,
the beauty is floating,
without explaining his melancholy.
A frosty evening floats in my eyes
the snowflakes on the carriage tremble,
frosty wind, pale wind,
will cover red palms,
and the honey of the evening lights pours
and it smells like sweet halva,
night cake carries christmas eve
over the head.
Your New Year in dark blue
wave in the city sea
floats in inexplicable melancholy,
as if life would begin again
as if there will be light and glory,
good day and plenty of bread,
as if life is swinging to the right,
swinging to the left.
Floats in inexplicable longing
in the midst of a brick overhang
unsociable night boat
from the Alexander Garden.
1962