Lyrics Франц Кафка - На галерее
Views
54
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Франц Кафка - На галерее, and also a translation of a song with a video or clip.
(читает: Александр Дубина)
Если бы какую-нибудь хилую, чахоточную наездницу на кляче месяцами без перерыва гонял бичом перед неутомимой публикой по кругу манежа безжалостный хозяин, заставляя ее вертеться на лошади, посылать воздушные поцелуи, покачивать корпусом, и если бы эта игра под непрерывный гул оркестра и вентиляторов так и продолжалась в открывающемся все дальше туманном будущем под замирающее и вновь нарастающее хлопанье ладоней, которые на самом-то деле совсем не ладони, а паровые молоты, — тогда, может быть, какой-нибудь молодой галерочный зритель метнулся бы вниз по длинной лестнице через все ярусы, ринулся на манеж, крикнул бы «Стойте!» сквозь фанфары всегда подлаживающегося оркестра.
Но поскольку это не так, а красивая дама, белая и румяная, влетает сквозь занавес, который распахивают перед ней гордые униформисты; а директор, преданно ища ее взгляда, так и льнет к ней покорным животным; заботливо подсаживая ее на сивого в яблоках, словно она — его любимица внучка, отправляющаяся в опасное путешествие; никак не может решиться дать знак бичом; наконец, превозмогая себя, щелкает им; бежит с открытым ртом рядом с лошадью; следит в оба за прыжками наездницы; не может надивиться ее мастерству; пытается предостеречь ее английскими возгласами; яростно призывает держащих обручи конюхов быть предельно внимательными; перед большим сальто-мортале заклинает, воздев руки, умолкнуть оркестр; наконец снимает малышку с дрожащей лошади, целует в обе щеки и не может удовлетвориться никакими овациями публики; а сама наездница, поддерживаемая им, вытянувшись на цыпочках, в клубах пыли, с распростертыми руками, с запрокинутой головкой, хочет разделить свое счастье со всем цирком, — поскольку это так, галерочный зритель кладет лицо на барьер и, утопая в заключительном марше, как в тяжелом сне, плачет, сам не зная того.
(перевод С.Апта)
Если бы какую-нибудь хилую, чахоточную наездницу на кляче месяцами без перерыва гонял бичом перед неутомимой публикой по кругу манежа безжалостный хозяин, заставляя ее вертеться на лошади, посылать воздушные поцелуи, покачивать корпусом, и если бы эта игра под непрерывный гул оркестра и вентиляторов так и продолжалась в открывающемся все дальше туманном будущем под замирающее и вновь нарастающее хлопанье ладоней, которые на самом-то деле совсем не ладони, а паровые молоты, — тогда, может быть, какой-нибудь молодой галерочный зритель метнулся бы вниз по длинной лестнице через все ярусы, ринулся на манеж, крикнул бы «Стойте!» сквозь фанфары всегда подлаживающегося оркестра.
Но поскольку это не так, а красивая дама, белая и румяная, влетает сквозь занавес, который распахивают перед ней гордые униформисты; а директор, преданно ища ее взгляда, так и льнет к ней покорным животным; заботливо подсаживая ее на сивого в яблоках, словно она — его любимица внучка, отправляющаяся в опасное путешествие; никак не может решиться дать знак бичом; наконец, превозмогая себя, щелкает им; бежит с открытым ртом рядом с лошадью; следит в оба за прыжками наездницы; не может надивиться ее мастерству; пытается предостеречь ее английскими возгласами; яростно призывает держащих обручи конюхов быть предельно внимательными; перед большим сальто-мортале заклинает, воздев руки, умолкнуть оркестр; наконец снимает малышку с дрожащей лошади, целует в обе щеки и не может удовлетвориться никакими овациями публики; а сама наездница, поддерживаемая им, вытянувшись на цыпочках, в клубах пыли, с распростертыми руками, с запрокинутой головкой, хочет разделить свое счастье со всем цирком, — поскольку это так, галерочный зритель кладет лицо на барьер и, утопая в заключительном марше, как в тяжелом сне, плачет, сам не зная того.
(перевод С.Апта)
(Reads: Alexander Dubin)
If some feeble, consumptious rider on a knife for months without interruption chased a ruthless master before the indefatigable public around the ring of the arena, forcing her to turn on horses, to send air kisses, to shake the hull, and if this game were to be continuously blown up by the orchestra and fans alike And continued in the foggy future that was opening up ever farther into the dying and renewed clapping of the palms, which in reality were not at all hands, but steam hammers, then maybe some young galley viewer had a metronome I would go down the long staircase through all the tiers, rushed to the arena, shouted "Stop!" Through the fanfare of the ever-refining orchestra.
But since it is not so, a beautiful lady, white and ruddy, flies through the curtain, which the proud uniformists open before her; And the director, faithfully looking for her gaze, clings to her with submissive animals; Caring her carefully in syva in apples, as if she were his favorite granddaughter, embarking on a dangerous journey; Can not decide to give a sign a whip; Finally, overcoming himself, he clicks it; Runs with an open mouth next to the horse; Watches both for jumps rider; Can not marvel at her skill; Tries to warn her with English exclamations; Fiercely urges those holding hoops of grooms to be extremely attentive; Before a large somersault, conjures, hands up, silent the orchestra; Finally takes off the baby with a trembling horse, kisses both cheeks and can not be satisfied with any ovations of the public; And the rider herself, supported by him, stretched out on tiptoe, in dust clubs, with arms outstretched, with her head thrown back, wants to share her happiness with the whole circus - for this is so, the galley spectator puts his face on the barrier and, drowning in the final march, like In a heavy dream, he cries, without knowing it himself.
(Translated by S.Apta)
If some feeble, consumptious rider on a knife for months without interruption chased a ruthless master before the indefatigable public around the ring of the arena, forcing her to turn on horses, to send air kisses, to shake the hull, and if this game were to be continuously blown up by the orchestra and fans alike And continued in the foggy future that was opening up ever farther into the dying and renewed clapping of the palms, which in reality were not at all hands, but steam hammers, then maybe some young galley viewer had a metronome I would go down the long staircase through all the tiers, rushed to the arena, shouted "Stop!" Through the fanfare of the ever-refining orchestra.
But since it is not so, a beautiful lady, white and ruddy, flies through the curtain, which the proud uniformists open before her; And the director, faithfully looking for her gaze, clings to her with submissive animals; Caring her carefully in syva in apples, as if she were his favorite granddaughter, embarking on a dangerous journey; Can not decide to give a sign a whip; Finally, overcoming himself, he clicks it; Runs with an open mouth next to the horse; Watches both for jumps rider; Can not marvel at her skill; Tries to warn her with English exclamations; Fiercely urges those holding hoops of grooms to be extremely attentive; Before a large somersault, conjures, hands up, silent the orchestra; Finally takes off the baby with a trembling horse, kisses both cheeks and can not be satisfied with any ovations of the public; And the rider herself, supported by him, stretched out on tiptoe, in dust clubs, with arms outstretched, with her head thrown back, wants to share her happiness with the whole circus - for this is so, the galley spectator puts his face on the barrier and, drowning in the final march, like In a heavy dream, he cries, without knowing it himself.
(Translated by S.Apta)