Lyrics Франц Кафка - 29. Рассказы. Пение сирен
Views
35
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Франц Кафка - 29. Рассказы. Пение сирен, and also a translation of a song with a video or clip.
Исполнитель: Александр Дубина
Доказательство того, что и недостаточные, даже ребяческие средства могут послужить для спасения.
Чтобы уберечься от сирен, Одиссей заткнул себе воском уши и велел приковать себя к мачте. Подобным образом могли, конечно, испокон веков поступать все путешественники, кроме тех, кого сирены заманивали уже издалека, но во всем мире было известно, что это нисколько не помогает. Пение сирен пронизывало все, и страсть соблазненных смахнула бы и не такие помехи, как цепи и мачта. Но об этом Одиссей не думал, хотя он, может быть, и слышал об этом, Он целиком положился на горсть воска и оковы и, невинно радуясь своему ухищрению, плыл сиренам навстречу.
Но у сирен есть оружие более страшное, чем пение, а именно — молчание. Хотя этого не случалось, но можно представить себе, что от их пения кто-то и спасся, но уж от их молчания наверняка не спасся никто. Чувству, что ты победил их собственными силами, и, как следствие этого, безудержной заносчивости не может сопротивляться ничто на земле.
И действительно, когда Одиссей приближался, эти могучие певицы не пели, то ли они полагали, что такого противника можно одолеть только молчанием, то ли выражение блаженства на лице Одиссея, который ни о чем другом, кроме цепей и воска, не думал, заставило их забыть о всяком пении.
А Одиссей, если можно так выразиться, не слышал их молчания, он полагал, что они поют и только слух его защищен. Сперва он увидел было повороты их шей, их глубокое дыхание, их полные слез глаза, их полуоткрытые рты, но решил, что все это связано с ариями, которые неслышно звучат вокруг него. А вскоре все это отскользнуло от его направленного вдаль взгляда, сирены поистине исчезли из-за его решительности, и как раз тогда, когда он был ближе всего к ним, он уже не помнил о них.
Они же — прекраснее, чем когда-либо, — вытягивались и вертелись, распускали по ветру свои страшные волосы и растопыривали выпущенные когти на скалах. Им уже не хотелось соблазнять, им хотелось только как можно дольше ловить отблеск больших глаз Одиссея.
Если бы у сирен было сознание, они были бы тогда уничтожены. А так они остались, только Одиссей ушел от них.
Есть, впрочем, одно добавление к преданию. Одиссей, говорят, был так хитроумен, так изворотлив, что сама богиня судьбы не могла проникнуть в его душу. Может быть, он, хотя человеческим умом этого не понять, действительно заметил, что сирены молчали, и только до некоторой степени корил их и богов за то мнимое пение.
(перевод С.Апта)
Доказательство того, что и недостаточные, даже ребяческие средства могут послужить для спасения.
Чтобы уберечься от сирен, Одиссей заткнул себе воском уши и велел приковать себя к мачте. Подобным образом могли, конечно, испокон веков поступать все путешественники, кроме тех, кого сирены заманивали уже издалека, но во всем мире было известно, что это нисколько не помогает. Пение сирен пронизывало все, и страсть соблазненных смахнула бы и не такие помехи, как цепи и мачта. Но об этом Одиссей не думал, хотя он, может быть, и слышал об этом, Он целиком положился на горсть воска и оковы и, невинно радуясь своему ухищрению, плыл сиренам навстречу.
Но у сирен есть оружие более страшное, чем пение, а именно — молчание. Хотя этого не случалось, но можно представить себе, что от их пения кто-то и спасся, но уж от их молчания наверняка не спасся никто. Чувству, что ты победил их собственными силами, и, как следствие этого, безудержной заносчивости не может сопротивляться ничто на земле.
И действительно, когда Одиссей приближался, эти могучие певицы не пели, то ли они полагали, что такого противника можно одолеть только молчанием, то ли выражение блаженства на лице Одиссея, который ни о чем другом, кроме цепей и воска, не думал, заставило их забыть о всяком пении.
А Одиссей, если можно так выразиться, не слышал их молчания, он полагал, что они поют и только слух его защищен. Сперва он увидел было повороты их шей, их глубокое дыхание, их полные слез глаза, их полуоткрытые рты, но решил, что все это связано с ариями, которые неслышно звучат вокруг него. А вскоре все это отскользнуло от его направленного вдаль взгляда, сирены поистине исчезли из-за его решительности, и как раз тогда, когда он был ближе всего к ним, он уже не помнил о них.
Они же — прекраснее, чем когда-либо, — вытягивались и вертелись, распускали по ветру свои страшные волосы и растопыривали выпущенные когти на скалах. Им уже не хотелось соблазнять, им хотелось только как можно дольше ловить отблеск больших глаз Одиссея.
Если бы у сирен было сознание, они были бы тогда уничтожены. А так они остались, только Одиссей ушел от них.
Есть, впрочем, одно добавление к преданию. Одиссей, говорят, был так хитроумен, так изворотлив, что сама богиня судьбы не могла проникнуть в его душу. Может быть, он, хотя человеческим умом этого не понять, действительно заметил, что сирены молчали, и только до некоторой степени корил их и богов за то мнимое пение.
(перевод С.Апта)
Artist: Alexander Dubina
Proof that insufficient, even childish means can serve for salvation.
To protect himself from the sirens, Odysseus waxed his ears and told them to chain himself to the mast. Similarly, of course, from time immemorial, all travelers could come in, except for those whom the sirens were lured from afar, but it was known all over the world that this does not help at all. The singing of the sirens penetrated everything, and the passion of the seduced would have brushed away and not such interferences as the chains and the mast. But Odysseus did not think about it, although he may have heard about it, He fully relied on a handful of wax and shackles and, innocently pleased with his trick, swam towards the sirens.
But the sirens have a weapon more terrible than singing, namely silence. Although this did not happen, it can be imagined that someone escaped from their singing, but nobody could have escaped their silence. The feeling that you conquered them with your own strength, and as a result of this, nothing on earth can resist unrestrained arrogance.
And indeed, when Odysseus approached, these mighty singers did not sing, or they believed that such an enemy could be overcome only with silence, or the expression of bliss on Odyssey’s face, who did not think about anything other than chains and wax, made them forget about any singing.
And Odysseus, if I may say so, did not hear their silence, he believed that they sing and only his ear is protected. At first he saw the turns of their necks, their deep breathing, their tearful eyes, their half-open mouths, but he decided that all this was connected with the Aryans, which were heard around him. And soon it all slipped away from his gaze, the sirens truly disappeared because of his determination, and just when he was closest to them, he no longer remembered them.
They were - more beautiful than ever - stretched and turned, spreading their terrible hair down the wind and spreading out claws on the rocks. They no longer wanted to seduce, they only wanted to catch the glimpse of Odyssey's big eyes as long as possible.
If the sirens were conscious, they would then be destroyed. And so they remained, only Odysseus left them.
There is, however, one addition to the legend. Odysseus, they say, was so cunning, so cunning that the goddess of fate itself could not penetrate his soul. Perhaps, although he did not understand this with the human mind, he really noticed that the sirens were silent, and only to some extent reproached them and the gods for imaginary singing.
(translation S.Apta)
Proof that insufficient, even childish means can serve for salvation.
To protect himself from the sirens, Odysseus waxed his ears and told them to chain himself to the mast. Similarly, of course, from time immemorial, all travelers could come in, except for those whom the sirens were lured from afar, but it was known all over the world that this does not help at all. The singing of the sirens penetrated everything, and the passion of the seduced would have brushed away and not such interferences as the chains and the mast. But Odysseus did not think about it, although he may have heard about it, He fully relied on a handful of wax and shackles and, innocently pleased with his trick, swam towards the sirens.
But the sirens have a weapon more terrible than singing, namely silence. Although this did not happen, it can be imagined that someone escaped from their singing, but nobody could have escaped their silence. The feeling that you conquered them with your own strength, and as a result of this, nothing on earth can resist unrestrained arrogance.
And indeed, when Odysseus approached, these mighty singers did not sing, or they believed that such an enemy could be overcome only with silence, or the expression of bliss on Odyssey’s face, who did not think about anything other than chains and wax, made them forget about any singing.
And Odysseus, if I may say so, did not hear their silence, he believed that they sing and only his ear is protected. At first he saw the turns of their necks, their deep breathing, their tearful eyes, their half-open mouths, but he decided that all this was connected with the Aryans, which were heard around him. And soon it all slipped away from his gaze, the sirens truly disappeared because of his determination, and just when he was closest to them, he no longer remembered them.
They were - more beautiful than ever - stretched and turned, spreading their terrible hair down the wind and spreading out claws on the rocks. They no longer wanted to seduce, they only wanted to catch the glimpse of Odyssey's big eyes as long as possible.
If the sirens were conscious, they would then be destroyed. And so they remained, only Odysseus left them.
There is, however, one addition to the legend. Odysseus, they say, was so cunning, so cunning that the goddess of fate itself could not penetrate his soul. Perhaps, although he did not understand this with the human mind, he really noticed that the sirens were silent, and only to some extent reproached them and the gods for imaginary singing.
(translation S.Apta)