Замрите, замрите, ветра полевые,
Нас не тревожьте во скошенной ржи!
По утру, по утру уйду я в дорогу,
А ты меня помни, но, слышишь, не жди.
За древнюю землю, за синее небо,
За русскую волю мы пойдём умереть.
Молодой нашей кровью наполнятся реки,
Нас впереди ждёт только смерть.
Но поднимутся снова хлеба яровые,
И как вольные птицы нашей любви,
Вновь по полю, по полю, в туманы ночные
Пойдут русые дети по скошенной ржи.
Теперь между нами бескрайняя нива
Да семь пядей холодной могильной земли.
Но где-то далече, родная, я знаю,
В глазах твоих светлых я всегда буду жить.
Замрите, замрите, ветра полевые,
Нас не тревожьте во скошенной ржи!
По утру, по утру уйду я в дорогу,
А ты меня помни, но, слышишь, не жди.
Quiet, freeze, the winds of the field,
Do not disturb us in the mown rye!
In the morning, in the morning I'll go on the road,
And you remember me, but, you hear, do not wait.
For the ancient land, for the blue sky,
For the Russian will, we will go to die.
Young with our blood will fill the river,
We are only ahead of death.
But the spring wheat will rise again,
And as free birds of our love,
Again over the field, over the field, into the fogs of the night
The fair-haired children will go along the mown rye.
Now between us is a vast field
Yes seven inches of cold grave land.
But somewhere far away, dear, I know,
In the eyes of your bright, I will always live.
Quiet, freeze, the winds of the field,
Do not disturb us in the mown rye!
In the morning, in the morning I'll go on the road,
And you remember me, but, you hear, do not wait.