Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас.
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара — все придут во сне!
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.
Home to the stars, and the sky below,
The land in his daze is close to him.
In a great and joyful Paris
All the same secret melancholy.
Evening boulevards are noisy,
The last ray of dawn faded away.
Everywhere, everywhere all couples, couples,
Trembling lips and bold eyes.
I'm alone here. To chestnut trunk
Snuggle so sweet head!
And in the heart of crying Rostand
As there, in the abandoned Moscow.
Paris in the night is alien to me and miserable
Expensive heart former nonsense!
I go home, there is sadness violets
And someone's affectionate portrait.
There is a sad brotherly look.
There is a gentle profile on the wall.
Rostand and Reichstadt Martyr
And Sarah - everyone will come in a dream!
In a great and joyful Paris
I dream of grass, clouds,
And further laughter, and the shadows closer,
And the pain is as deep as ever.