Lyrics Сумеречная Депрессия - Последнее письмо
Views
14
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Сумеречная Депрессия - Последнее письмо, and also a translation of a song with a video or clip.
Последнее письмо. Буквы задом наперёд
Пляшут, выгибаясь. Никто не разберёт
Каракули кривые. Кто сможет их прочесть,
Тому живую ночь придётся пересечь.
И чёрную тоску вброд перейти потом,
И долго ожидать за каменным столом,
Когда заговорит напротив отраженье,
Зашевелятся губы его изображенья.
Последнее письмо. Последнее письмо к себе.
Забытый эгоизм в кладовке между книг
Беззвучно умирает, стираясь каждый миг,
Как фотография вся в трещинах, желтея,
И сделать новый вдох, чтобы ожить, не смея.
Идти в ночной кошмар, ступени тянут вниз.
Свет факелов ведёт вдоль напряжённых лиц,
На камне созданных мерцающей водой.
Глаза, носы и губы. Спуск в темноту крутой.
Отречься от всего, вложить в ладони нож
И в сердце погрузить – сомнения ни грош, –
И окунуться в боль. Пульсирующий сплин
По чреслам разольётся. И наслажденье с ним.
Последний монолог. Безумные слова
Сгорают в пустоте, как старая трава.
И эхо, умирая, ногтями пол скребёт.
Никто его не слышит. Не вспомнит, не спасёт.
Пляшут, выгибаясь. Никто не разберёт
Каракули кривые. Кто сможет их прочесть,
Тому живую ночь придётся пересечь.
И чёрную тоску вброд перейти потом,
И долго ожидать за каменным столом,
Когда заговорит напротив отраженье,
Зашевелятся губы его изображенья.
Последнее письмо. Последнее письмо к себе.
Забытый эгоизм в кладовке между книг
Беззвучно умирает, стираясь каждый миг,
Как фотография вся в трещинах, желтея,
И сделать новый вдох, чтобы ожить, не смея.
Идти в ночной кошмар, ступени тянут вниз.
Свет факелов ведёт вдоль напряжённых лиц,
На камне созданных мерцающей водой.
Глаза, носы и губы. Спуск в темноту крутой.
Отречься от всего, вложить в ладони нож
И в сердце погрузить – сомнения ни грош, –
И окунуться в боль. Пульсирующий сплин
По чреслам разольётся. И наслажденье с ним.
Последний монолог. Безумные слова
Сгорают в пустоте, как старая трава.
И эхо, умирая, ногтями пол скребёт.
Никто его не слышит. Не вспомнит, не спасёт.
Last letter. Letters as a back in advance
Dance, bending. Nobody will discern
Doodle curves. Who can read them
That live night will have to cross.
And black longing to go to go later
And wait for a stone table for a long time,
When spoke opposition,
Make the lips of his image.
Last letter. Last letter to yourself.
Forgotten selfishness in storage room between books
Silently dies, erasing every moment,
As a photo all in cracks, yellow,
And make a new breath to ride, not dare.
Go to the nightmare, the steps are pulling down.
The light of torches leads along strains,
On the stone created by shimmering water.
Eyes, noses and lips. Descent to the darkness of steep.
Renounce everything in the palm of the knife
And in the heart, immerse - doubts neither a penny -
And plunge into pain. Pulsating splin
In Creschable will overcome. And enjoyment with him.
Last monologue. Mad words
Burn in emptiness like an old grass.
And echo, dying, nails flooded floors.
No one hears him. Will not remember, will not save.
Dance, bending. Nobody will discern
Doodle curves. Who can read them
That live night will have to cross.
And black longing to go to go later
And wait for a stone table for a long time,
When spoke opposition,
Make the lips of his image.
Last letter. Last letter to yourself.
Forgotten selfishness in storage room between books
Silently dies, erasing every moment,
As a photo all in cracks, yellow,
And make a new breath to ride, not dare.
Go to the nightmare, the steps are pulling down.
The light of torches leads along strains,
On the stone created by shimmering water.
Eyes, noses and lips. Descent to the darkness of steep.
Renounce everything in the palm of the knife
And in the heart, immerse - doubts neither a penny -
And plunge into pain. Pulsating splin
In Creschable will overcome. And enjoyment with him.
Last monologue. Mad words
Burn in emptiness like an old grass.
And echo, dying, nails flooded floors.
No one hears him. Will not remember, will not save.