Дело было в сентябре, ночевал я на дворе, лёжа на фанерочке.
И не то, чтоб много пил, и не то, чтоб зло копил, мне хотелось к Верочке.
Я лежал, соображал, сам себя не уважал за любовь к экзотике,
Не престижно во дворе на фанерке в сентябре ночевать без зонтика.
Я валялся, как рулон, милицейским патрулём в спешке не обобранный,
В габардиновом плаще, неженатый, и вообще жизнью не подобранный.
Я припал к земле на грудь на минуточку всплакнуть, вспомнить юность трезвую,
Я лежал, околевал, меня ворон не забрал, неужели брезговал.
Я лежал, душой линял, эту песню сочинял, лёжа на фанерочке.
То ли я был слишком пьян, то ль поднялся ураган, улетел я к Верочке.
Здравствуй, девочка моя, песня не допетая, вот и я вернулся к тебе вновь,
Если можешь, то прости, от обид своих уйди, горькая моя любовь.
It was in September, I spent the night in the yard, lying on the plywood.
And it's not that I drank much, and not that I saved the evil, I wanted to Verochka.
I lay, thought, did not respect myself for the love of exotics,
It is not prestigious to spend the night without an umbrella in the yard on the veneer.
I was lying around like a roll, a police patrol in a rush not generalized,
In gabardine raincoat, unmarried, and in general life is not matched.
I crouched on the chest for a minute to cry, remember the youth sober,
I lay, died, I was not taken away by the raven, really disdained.
I lay, I was swaying, I composed this song, lying on the veneer.
Either I was too drunk, or there was a hurricane, I flew to Vera.
Hello, my girl, the song is not dopeya, so I came back to you again,
If you can, then forgive me, leave my bitterness, my bitter love.