Все что я вижу это горе ближних, таких историй не издают в книжках, в прыжках выше головы нет результата, на ни к чемные грезы времени трата, грязная кухня - ворота в палаты для умалишенных, заключенных в царство обосанных надежд одевших отчаяние средь дорогих одежд, я созерцаю как ломают все светлое, сгорают люди как бычки сигаретные, холодным ветром сушит кожу на молчаливую гибель очень похожи францизкие духи, сменились смрадом на минуты забытья называют кладом, не нада, я вижу как лезут на ружу но падают глубже в грязную лужу, как кружат в танце ломата и уныние как зарывают в землю ни в чем неповинных, как щерятся судьи, ломая судьбы я устал смотреть поскорей уснуть бы.
В этих глазах остатки пьяной злости,
в этих глазах застыла ненависть,
в этих глазах осадок грусти,
в этих глазах нет больше места.
В этих глазах остатки пьяной злости,
в этих глазах застыла ненависть,
в этих глазах осадок грусти,
в этих глазах нет больше места.
Покоя островок мои глаза ищут, стервятники рыщут в поисках пищи, впиваются как клещи в тех кто дышит образ свободы, взгляд с крыши. Дамы в соболях среди слепых нищих по швам трещят от роскоши домищи, а на пепелище сожжены тыщами те кто слышали голос истины. Холодные стены смотрят пристально, с тошными криками оглушены но безмолвны они полны мудрости повидали мерзости, человеческой низости, от них веет холодом, коричневый водоем да и в нем х таятся легенды об аренде телес душами крушили их, а лучше б слушали, они нарушали заветы древности, перешли границу теперь им не вернуться, плач девица. Разносят мельницы она как пленница к реке прикованна здесь все отравлено.
В этих глазах остатки пьяной злости,
в этих глазах застыла ненависть,
в этих глазах осадок грусти,
в этих глазах нет больше места.
В этих глазах остатки пьяной злости,
в этих глазах застыла ненависть,
в этих глазах осадок грусти,
в этих глазах нет больше места.
All that I see is the grief of my neighbors, such stories are not published in books, there is no result in jumping above the head, for no time is wasting time, a dirty kitchen is the gate to wards for the insane, imprisoned in the realm of desperate hopes, dressed in despair among expensive clothes, I contemplate how to break all the light, people burn like a goby cigarette, the cold wind dries the skin for a silent death very similar to the Franciscan spirits, replaced by a stench for moments of forgetting called treasure, not nada, I see how they climb the gun but fall deeper into a dirty puddle, circling in the tse Lomat and gloom both buried in the ground innocent as scheryatsya judges, breaking fate, I'm tired of looking hurry to sleep.
In these eyes, the remnants of drunken rage,
in these eyes the hatred was frozen,
in these eyes a sludge of sadness,
in these eyes there is no more room.
In these eyes, the remnants of drunken rage,
in these eyes the hatred was frozen,
in these eyes a sludge of sadness,
in these eyes there is no more room.
I seek out the rest of the islet, the vultures prowl in search of food, they dig like ticks into those who breathe the image of freedom, a look from the roof. Ladies in sables among the blind beggars at the seams rivet from the luxury of the dominion, and on the ashes burned by thousands who heard the voice of truth. The cold walls look intently, they are stunned with dull cries, but they are silent, full of wisdom, they have seen abomination, human baseness, they are chilling with cold, a brown pond, and in it there are tales of renting bodies, their souls have ruined them, and they would rather have listened, they broke the covenants of antiquity , crossed the border now they do not return, crying girl. They distract the mills it as a captive to the river chained here everything is poisoned.
In these eyes, the remnants of drunken rage,
in these eyes the hatred was frozen,
in these eyes a sludge of sadness,
in these eyes there is no more room.
In these eyes, the remnants of drunken rage,
in these eyes the hatred was frozen,
in these eyes a sludge of sadness,
in these eyes there is no more room.