Сизокрылый сантехник Егоров
Снизошел до меня поутру
Чтоб избавить клозет
От засоров и проделать в клоаке дыру.
От него исходило сиянье
И струилася в мир благодать
И, наверно в своё оправданье
Я велел ему водки подать.
Он поднял запотевшую стопку,
Оттопырив мизинец кривой
И плеснул содержимое в глотку,
По-славянски мотнув головой.
И ломая мундштук папиросы,
Не сводя с меня праведных глаз
Озадачил наивным вопросом —
Как, мол, вышло такое у вас.
А я ему отвечал, заикаясь,
Дескать — ходим порой по нужде.
И сливаем по-варварски, каюсь,
Всё что в пищу негодно уже.
А еще я в сортире ночами
Перечитывал Горького «Мать».
И клозет испоганил бычками,
Не умея с собой совладать.
Он внимал моему откровенью
Как Герасим над бедной Муму.
Ну, а я, обуян вдохновеньем,
Исповедовал душу ему.
Говорил о знакомых-засранцах,
О любовницах с вечной нуждой
И о том, как однажды во Франции
Стырил лифчик у немки одной.
Я рыдал, что хотел стать героем,
Но с одышкой героем не стать,
Что до свадьбы был первыи плейбоем,
А теперь стал плебею подстать.
Что с годами во внешности Леля
Всё видней иорданский анфас.
И жена потихонько наглеет,
Как арабы у сектора Газ.
Он вздохнул и ушел в непогоду,
Величав и лучист как Грааль,
А в клозете струилися воды,
Унося моё прошлое вдаль.
Ну, а я, из дерьма возродившись,
Устремленный к сиянью небес.
Оду пел о ниспосланных свыше
Сизокрылых архангелах ДЭЗ.
Sizokryly plumber Egorov
Has descended to me in the morning
To save the closet
From the blockages and make a hole in the cloaca.
From him emanated a radiance
And flowed into the world of grace
And, probably in the justification
I told him to give him some vodka.
He picked up the sweaty pile,
Flicking the little finger of the curve
And splashed the contents into his throat,
In a Slavic way, shaking his head.
And breaking the mouthpiece of cigarettes,
Not taking away from me the righteous eyes
Puzzled with a naive question -
How, they say, this happened to you.
And I answered him, stuttering,
Say - sometimes we go for need.
And merge in a barbaric manner, I repent,
All that food is already unfavorable.
And I'm in the toilet at night.
I re-read Gorky's "Mother."
And he uses kluzet gobies,
Not knowing how to cope with yourself.
He listened to my frankness
Like Gerasim over the poor Mumu.
Well, and I, shod with inspiration,
Confessed his soul to him.
He spoke of familiar assholes,
About mistresses with eternal need
And how once in France
I stitched out a bra from a German woman alone.
I cried that I wanted to become a hero,
But with a shortness of breath the hero does not become,
That before the wedding was the first playboy,
And now he became a plebeian.
What with the years in the exterior of Lelya
All the more prominent Jordanian front.
And his wife slowly grows insolent,
As Arabs in the Gas sector.
He sighed and left in the bad weather,
Magnifying and radiant as the Grail,
And in the closet streamed water,
Taking my past into the distance.
Well, I, from the shit, reborn,
Aspiring to the glow of heaven.
Ode sang of the Messengers sent from above
Sizokrylykh archangels of the DEC.