I
Пока ты пела, осень наступила.
Лучина печку растопила.
Пока ты пела и летала,
похолодало.
Теперь ты медленно ползешь по глади
замызганной плиты, не глядя
туда, откуда ты взялась в апреле.
Теперь ты еле
передвигаешься. И ничего не стоит
убить тебя. Но, как историк,
смерть для которого скучней, чем мука,
я медлю, муха.
II
Пока ты пела и летала, листья
попадали. И легче литься
воде на землю, чтоб назад из лужи
воззриться вчуже.
А ты, видать, совсем ослепла. Можно
представить цвет крупинки мозга,
померкшей от твоей, брусчатке
сродни, сетчатки,
и содрогнуться. Но тебя, пожалуй,
устраивает дух лежалый
жилья, зеленых штор понурость.
Жизнь затянулась.
III
Ах, цокотуха, потерявши юркость,
ты выглядишь, как старый юнкерс,
как черный кадр документальный
эпохи дальней.
Не ты ли заполночь там то и дело
над люлькою моей гудела,
гонимая в оконной раме
прожекторами?
А нынче, милая, мой желтый ноготь
брюшко твое горазд потрогать,
и ты не вздрагиваешь от испуга,
жужжа, подруга.
IV
Пока ты пела, за окошком серость
усилилась. И дверь расселась
в пазах от сырости. И мерзнут пятки.
Мой дом в упадке.
Но не пленить тебя не пирамидой
фаянсовой давно не мытой
посуды в раковине, ни палаткой
сахары сладкой.
Тебе не до того. Тебе не
до мельхиоровой их дребедени;
с ней связываться -- себе дороже.
Мне, впрочем, тоже.
V
Как старомодны твои крылья, лапки!
В них чудится вуаль прабабки,
смешавшаяся с позавчерашней
французской башней --
-- век номер девятнадцать, словом.
Но, сравнивая с тем и овом
тебя, я обращаю в прибыль
твою погибель,
подталкивая ручкой подлой
тебя к бесплотной мысли, к полной
неосязаемости раньше срока.
Прости: жестоко.
VI
О чем ты грезишь? О своих избитых,
но не расчитанных никем орбитах?
О букве шестирукой, ради
тебя в тетради
расхристанной на месте плоском
кириллициным отголоском
единственным, чей цвет, бывало,
ты узнавала
и вспархивала. А теперь, слепая,
не реагируешь ты, уступая
плацдарм живым брюнеткам, женским
ужимкам, жестам.
VII
Пока ты пела и летала, птицы
отсюда отбыли. В ручьях плотицы
убавилось, и в рощах пусто.
Хрустит капуста
в полях от холода, хотя одета
по-зимнему. И бомбой где-то
будильник тикает, лицом не точен,
и взрыв просрочен.
А больше -- ничего не слышно.
Дома отбрасывают свет покрышно
обратно в облако. Трава пожухла.
Немного жутко.
VIII
И только двое нас теперь -- заразы
разносчиков. Микробы, фразы
равно способны поражать живое.
Нас только двое:
твое страшащееся смерти тельце,
мои, играющие в земледельца
с образованием, примерно восемь
пудов. Плюс осень.
Совсем испортилась твоя жужжалка!
Но времени себя не жалко
на нас растрачивать. Скажи спасибо,
что -- неспесиво,
IX
что совершенно небрезгливо, либо --
не чувствует, какая липа
ему подсовывается в виде вялых
больших и малых
пархатостей. Ты отлеталась.
Для времени, однако, старость
и молодость неразличимы.
Ему причины
и следствия чужды де-юре,
а данные в миниатюре
-- тем более. Как пальцам в спешке
-- орлы и решки.
X
Оно, пока ты там себе мелькала
I
While you sang, autumn has come.
Luchina melted the stove.
While you were singing and flying
it got colder.
Now you slowly crawl along the surface
trashy plate without looking
where you came from in April.
Now you barely
move around. And it costs nothing
kill you. But as a historian,
death for which is more boring than flour,
I'm lingering, fly.
II
While you were singing and flying, the leaves
hit. And it's easier to pour
water to the ground, so back from the puddle
take a closer look.
And you, you see, are completely blinded. Can
imagine the color of a grain of a brain
faded from yours, paving stones
akin to the retina,
and shudder. But you, perhaps
satisfied with the stale spirit
housing, green curtains drowsy.
Life dragged on.
III
Ah, clatter, having lost their brilliance,
you look like an old junker
like a black documentary frame
distant era.
Aren't you midnight there now and then
buzzed over my cradle,
driven in a window frame
spotlights?
And now, honey, my yellow nail
touch your abdomen
and you do not tremble with fear
buzzing girlfriend.
IV
While you were singing, the window is gray
intensified. And the door sat down
in grooves from dampness. And heels freeze.
My house is in decline.
But don't captivate you not with a pyramid
earthenware not washed for a long time
dishes in the sink nor a tent
sugars are sweet.
You don’t care. Do not you
to cupronickel rubbish;
contacting her is more expensive.
Me, however, too.
V
How old-fashioned are your wings, legs!
They seem to have a great-grandmother's veil,
mixed with yesterday
french tower -
- century number nineteen, in a word.
But, comparing with that and ov
I turn you into a profit
your doom
nudging the handle
you to ethereal thought, to complete
intangibility ahead of schedule.
Sorry: cruel.
VI
What are you dreaming of? About my battered
but no orbits calculated by anyone?
About the letter six-armed, for the sake of
you in a notebook
spotted in place flat
echoes of cyrillic
the only one whose color has happened
you recognized
and fluttered. And now, blind
you do not react, yielding
springboard for live brunettes, female
grimaces, gestures.
VII
While you sang and flew, birds
departed from here. In the streams of the carpentry
diminished, and in the groves is empty.
Cabbage crunches
in the fields from the cold, although dressed
in the winter. And a bomb somewhere
the alarm is ticking, the face is not accurate,
and the explosion is expired.
And more - nothing is heard.
Houses cast light
back to the cloud. The grass has withered.
A little creepy.
VIII
And only two of us are now contagious
peddlers. Germs, phrases
equally capable of hitting the living.
There are only two of us:
your body fearing death
mine playing farmers
with education, about eight
pounds. Plus autumn.
Your hummer has completely gone bad!
But I don’t feel sorry for myself
waste on us. Say thank you,
that - slowly
IX
which is completely disdainful, either -
doesn't feel what linden
palm off to him in the form of lethargic
big and small
frustrations. You flew off.
For time, however, old age
and youth are indistinguishable.
Reasons for him
and the consequences are alien to de jure,
and the data is in thumbnail
-- especially. Like fingers in a hurry
- eagles and tails.
X
It, while you flashed yourself there