Lyrics Сергей Садовников - Иосиф Бродский - Муха

Singer
Song title
Иосиф Бродский - Муха
Date added
03.10.2019 | 06:20:04
Views 44
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect

The lyrics of the song are provided for your reference Сергей Садовников - Иосиф Бродский - Муха, and also a translation of a song with a video or clip.

I

Пока ты пела, осень наступила.
Лучина печку растопила.
Пока ты пела и летала,
похолодало.

Теперь ты медленно ползешь по глади
замызганной плиты, не глядя
туда, откуда ты взялась в апреле.
Теперь ты еле

передвигаешься. И ничего не стоит
убить тебя. Но, как историк,
смерть для которого скучней, чем мука,
я медлю, муха.

II

Пока ты пела и летала, листья
попадали. И легче литься
воде на землю, чтоб назад из лужи
воззриться вчуже.

А ты, видать, совсем ослепла. Можно
представить цвет крупинки мозга,
померкшей от твоей, брусчатке
сродни, сетчатки,

и содрогнуться. Но тебя, пожалуй,
устраивает дух лежалый
жилья, зеленых штор понурость.
Жизнь затянулась.

III

Ах, цокотуха, потерявши юркость,
ты выглядишь, как старый юнкерс,
как черный кадр документальный
эпохи дальней.

Не ты ли заполночь там то и дело
над люлькою моей гудела,
гонимая в оконной раме
прожекторами?

А нынче, милая, мой желтый ноготь
брюшко твое горазд потрогать,
и ты не вздрагиваешь от испуга,
жужжа, подруга.

IV

Пока ты пела, за окошком серость
усилилась. И дверь расселась
в пазах от сырости. И мерзнут пятки.
Мой дом в упадке.

Но не пленить тебя не пирамидой
фаянсовой давно не мытой
посуды в раковине, ни палаткой
сахары сладкой.

Тебе не до того. Тебе не
до мельхиоровой их дребедени;
с ней связываться -- себе дороже.
Мне, впрочем, тоже.

V

Как старомодны твои крылья, лапки!
В них чудится вуаль прабабки,
смешавшаяся с позавчерашней
французской башней --

-- век номер девятнадцать, словом.
Но, сравнивая с тем и овом
тебя, я обращаю в прибыль
твою погибель,

подталкивая ручкой подлой
тебя к бесплотной мысли, к полной
неосязаемости раньше срока.
Прости: жестоко.

VI

О чем ты грезишь? О своих избитых,
но не расчитанных никем орбитах?
О букве шестирукой, ради
тебя в тетради

расхристанной на месте плоском
кириллициным отголоском
единственным, чей цвет, бывало,
ты узнавала

и вспархивала. А теперь, слепая,
не реагируешь ты, уступая
плацдарм живым брюнеткам, женским
ужимкам, жестам.

VII

Пока ты пела и летала, птицы
отсюда отбыли. В ручьях плотицы
убавилось, и в рощах пусто.
Хрустит капуста

в полях от холода, хотя одета
по-зимнему. И бомбой где-то
будильник тикает, лицом не точен,
и взрыв просрочен.

А больше -- ничего не слышно.
Дома отбрасывают свет покрышно
обратно в облако. Трава пожухла.
Немного жутко.

VIII

И только двое нас теперь -- заразы
разносчиков. Микробы, фразы
равно способны поражать живое.
Нас только двое:

твое страшащееся смерти тельце,
мои, играющие в земледельца
с образованием, примерно восемь
пудов. Плюс осень.

Совсем испортилась твоя жужжалка!
Но времени себя не жалко
на нас растрачивать. Скажи спасибо,
что -- неспесиво,

IX

что совершенно небрезгливо, либо --
не чувствует, какая липа
ему подсовывается в виде вялых
больших и малых

пархатостей. Ты отлеталась.
Для времени, однако, старость
и молодость неразличимы.
Ему причины

и следствия чужды де-юре,
а данные в миниатюре
-- тем более. Как пальцам в спешке
-- орлы и решки.

X

Оно, пока ты там себе мелькала
I

     While you sang, autumn has come.
     Luchina melted the stove.
     While you were singing and flying
     it got colder.

     Now you slowly crawl along the surface
     trashy plate without looking
     where you came from in April.
     Now you barely

     move around. And it costs nothing
     kill you. But as a historian,
     death for which is more boring than flour,
     I'm lingering, fly.

        II

     While you were singing and flying, the leaves
     hit. And it's easier to pour
     water to the ground, so back from the puddle
     take a closer look.

     And you, you see, are completely blinded. Can
     imagine the color of a grain of a brain
     faded from yours, paving stones
     akin to the retina,

     and shudder. But you, perhaps
     satisfied with the stale spirit
     housing, green curtains drowsy.
     Life dragged on.

        III

     Ah, clatter, having lost their brilliance,
     you look like an old junker
     like a black documentary frame
     distant era.

     Aren't you midnight there now and then
     buzzed over my cradle,
     driven in a window frame
     spotlights?

     And now, honey, my yellow nail
     touch your abdomen
     and you do not tremble with fear
     buzzing girlfriend.

        IV

     While you were singing, the window is gray
     intensified. And the door sat down
     in grooves from dampness. And heels freeze.
     My house is in decline.

     But don't captivate you not with a pyramid
     earthenware not washed for a long time
     dishes in the sink nor a tent
     sugars are sweet.

     You don’t care. Do not you
     to cupronickel rubbish;
     contacting her is more expensive.
     Me, however, too.

        V

     How old-fashioned are your wings, legs!
     They seem to have a great-grandmother's veil,
     mixed with yesterday
     french tower -

     - century number nineteen, in a word.
     But, comparing with that and ov
     I turn you into a profit
     your doom

     nudging the handle
     you to ethereal thought, to complete
     intangibility ahead of schedule.
     Sorry: cruel.

        VI

     What are you dreaming of? About my battered
     but no orbits calculated by anyone?
     About the letter six-armed, for the sake of
     you in a notebook

     spotted in place flat
     echoes of cyrillic
     the only one whose color has happened
     you recognized

     and fluttered. And now, blind
     you do not react, yielding
     springboard for live brunettes, female
     grimaces, gestures.

        VII

     While you sang and flew, birds
     departed from here. In the streams of the carpentry
     diminished, and in the groves is empty.
     Cabbage crunches

     in the fields from the cold, although dressed
     in the winter. And a bomb somewhere
     the alarm is ticking, the face is not accurate,
     and the explosion is expired.

     And more - nothing is heard.
     Houses cast light
     back to the cloud. The grass has withered.
     A little creepy.

        VIII

     And only two of us are now contagious
     peddlers. Germs, phrases
     equally capable of hitting the living.
     There are only two of us:

     your body fearing death
     mine playing farmers
     with education, about eight
     pounds. Plus autumn.

     Your hummer has completely gone bad!
     But I don’t feel sorry for myself
     waste on us. Say thank you,
     that - slowly

        IX

     which is completely disdainful, either -
     doesn't feel what linden
     palm off to him in the form of lethargic
     big and small

     frustrations. You flew off.
     For time, however, old age
     and youth are indistinguishable.
     Reasons for him

     and the consequences are alien to de jure,
     and the data is in thumbnail
     -- especially. Like fingers in a hurry
     - eagles and tails.

        X

     It, while you flashed yourself there
Survey: Is the lyrics correct? Yes No