Lyrics Сергей Канунников, группа Возвращение - Мастер
Views
85
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Сергей Канунников, группа Возвращение - Мастер, and also a translation of a song with a video or clip.
Он открыл закрома, он сбивал все замки на дверях.
Он забыл всё, что мог, и сломалась седьмая печать.
По паркетному полу хромала на двух костылях
Та, что плакала долго о нём, но устала скучать.
Он сжигал документы в камине с чугунным литьём,
После ночи без сна неприлично нетрезв и помят.
Он стучал кочергой по решётке, следил за огнём.
Между делом проверил, что рукописи не горят.
Танцевала балет на стене непослушная тень,
И взлетал к потолку серым вихрем причудливый прах.
Был задержан на въезде в предместья еще один день
И приподнят едва над землёй на холодных штыках.
В мёртвый штопор вошёл легкий аэроплан из пике.
Грела девочка в тонких ладонях текилу со льдом.
Молчаливый Герасим топил своё счастье в реке,
Философски оставив долги и счета на потом.
И скрипел под подошвами снег о родном очаге
Вырастал в конце улицы серою глыбой барак.
Лишь любимая наперекор бесноватой пурге
В керосиновой лампе к окну выносила маяк.
Он забыл всё, что мог, и сломалась седьмая печать.
По паркетному полу хромала на двух костылях
Та, что плакала долго о нём, но устала скучать.
Он сжигал документы в камине с чугунным литьём,
После ночи без сна неприлично нетрезв и помят.
Он стучал кочергой по решётке, следил за огнём.
Между делом проверил, что рукописи не горят.
Танцевала балет на стене непослушная тень,
И взлетал к потолку серым вихрем причудливый прах.
Был задержан на въезде в предместья еще один день
И приподнят едва над землёй на холодных штыках.
В мёртвый штопор вошёл легкий аэроплан из пике.
Грела девочка в тонких ладонях текилу со льдом.
Молчаливый Герасим топил своё счастье в реке,
Философски оставив долги и счета на потом.
И скрипел под подошвами снег о родном очаге
Вырастал в конце улицы серою глыбой барак.
Лишь любимая наперекор бесноватой пурге
В керосиновой лампе к окну выносила маяк.
He opened the bins, he knocked all the locks on the doors.
He forgot everything he could, and the seventh seal broke.
On a parquet floor limped on two crutches
The one who cried for a long time about him, but was tired of being bored.
He burned the documents in the fireplace with cast iron,
After a night without sleep indecently drunk and dented.
He pounded the poker on the grate, followed the fire.
Between the case I checked that the manuscripts do not burn.
Dancing ballet on the wall a naughty shadow,
And a whirlwind dust flew to the ceiling with a gray whirlwind.
One more day was detained at the entrance to the suburbs
And lifted just above the ground on cold bayonets.
In the dead corkscrew came a light airplane from the peak.
The girl was warming her thin palms with tequila with ice.
Silent Gerasim drowned his happiness in the river,
Filosofsky leaving debts and bills for later.
And the snow cried under the soles of his native hearth
A barrack grew up at the end of the street with a gray block.
Only beloved, in defiance of the demoniacal blizzard
In the kerosene lamp to the window carried a lighthouse.
He forgot everything he could, and the seventh seal broke.
On a parquet floor limped on two crutches
The one who cried for a long time about him, but was tired of being bored.
He burned the documents in the fireplace with cast iron,
After a night without sleep indecently drunk and dented.
He pounded the poker on the grate, followed the fire.
Between the case I checked that the manuscripts do not burn.
Dancing ballet on the wall a naughty shadow,
And a whirlwind dust flew to the ceiling with a gray whirlwind.
One more day was detained at the entrance to the suburbs
And lifted just above the ground on cold bayonets.
In the dead corkscrew came a light airplane from the peak.
The girl was warming her thin palms with tequila with ice.
Silent Gerasim drowned his happiness in the river,
Filosofsky leaving debts and bills for later.
And the snow cried under the soles of his native hearth
A barrack grew up at the end of the street with a gray block.
Only beloved, in defiance of the demoniacal blizzard
In the kerosene lamp to the window carried a lighthouse.