В поцелуе рук ли,губ ли, в дрожи тела близких мне красный цвет моих республик тоже должен пламенеть.Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом с бровью брови, дай про этот важный вечер рассказать по-человечьи. Пять часов, и с этих пор стих людей дремучий бор, вымер
город заселенный, слышу лишь свисточный спор поездов до Барселоны. В черном небе молний поступь, гром ругней в небесной драме,- не гроза,
а это просто ревность двигает горами. Глупых слов не верь сырью, не пугайся этой тряски,- я взнуздаю, я смирю чувства отпрысков дворянских. Ревность, жены,
слезы... ну их! - вспухнут веки, впору Вию. Я не сам,
а я ревную за Советскую Россию. Видел на плечах заплаты, их чахотка
лижет вздохом. Что же, мы не виноваты - ста мильонам было плохо. Мы теперь к таким нежны - спортом выпрямишь не многих,- вы и нам в Москве нужны не хватает длинноногих. Не тебе, в снега и в тиф шедшей этими ногами, здесь на ласки выдать их в ужины с нефтяниками. Ты не думай,щурясь просто из-под выпрямленных дуг. Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук. Не хочешь? Оставайся и зимуй, и это оскорбление на общий счет нанижем. Я все равно тебя
когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем.
In the kiss of hands, lips, or trembling bodies of those close to me, the red color of my republics should also be flaming. You are one my height flush, stand next to your eyebrow, let me tell you about this important evening in a human way. Five o'clock, and since then the verse of people dense forest, has died out
the city is populated, I hear only the whistle dispute of trains to Barcelona. In the black sky, lightning strides, thunder swearing in heavenly drama - not a thunderstorm,
and it’s just jealousy that moves mountains. Do not believe stupid words with raw materials, do not be afraid of this shaking - I will bridle, I will humble the feelings of the offspring of the nobility. Jealousy, wives,
tears ... well them! - eyelids swell, just right Viyu. I'm not myself
I'm jealous of Soviet Russia. I saw patches on their shoulders, their consumption
licking a sigh. Well, it's not our fault - a hundred million was bad. We are now so affectionate — not many are straightened up in sports — you and we in Moscow need not enough long-legged ones. It’s not for you, in the snow and typhoid that walked with these legs, here to caress them to give them out for dinner with the oilmen. Don’t think, just squinting from straightened arcs. Come here, go to the crossroads of my big and clumsy hands. Do not want? Stay and hibernate, and this is an insult to the general account by a low. I care you
someday I'll take it - alone or together with Paris.