Когда же он поравнялся с гробницей Рахили, то, даже не в голове нашего плотника появившись, а откуда-то из самой глубины нутра выплыв, осенила его мысль: женщина, которая так хотела этого сына, умерла, можно сказать, от его рук или, во всяком случае, по его вине и не успела даже взглянуть на него, не то что сказать ему хоть словечко, и тело ребенка отделилось от тела матери с безразличием плода, падающего с ветви дерева. Затем мысли его приняли оборот еще более печальный – дети-то всегда умирают по вине своих отцов, зачавших их, и матерей, выносивших во чреве своем и произведших на свет, – и пожалел Иосиф сына своего, безвинно обреченного смерти. Со смущенной душой постоял он у могилы самой любимой из жен Иакова, опустив бессильно руки, поникнув головой, чувствуя, как пробила все его тело ледяная испарина, и не было в этот миг на дороге ни души, и не к кому было обратиться за помощью. Плотник понял, что впервые в жизни усомнился в том, что мир устроен разумно и осмысленно, и, словно отбрасывая от себя последнюю надежду, выкрикнул: Я умру здесь!
Он вошел в пещеру и еще прежде, чем обрадовать Марию известием о том, что нашел себе работу, направился к яслям взглянуть на сына, сын же спал. Иосиф сказал себе: Он умрет, он должен умереть, и сердце у него защемило, но потом подумал, что по естественному порядку вещей первым должен будет умереть он сам и что смерть, изъяв его из числа живущих на свете, заменив присутствие его в этом мире отсутствием, даст ему — как бы выразиться поточнее? — нечто вроде — уж простите за такую несообразность — ограниченного во времени бессмертия, и длится оно до тех пор, пока людей, которых уж нет с нами, помнят и любят.
When he grew up with the tomb Rachel, then, even not in the head of our carpenter, appearing, and from somewhere from the very depths of the Nutra, painted his thought: a woman who so wanted this son, died, might say, from his hands or, In any case, according to his fault, he did not even have time to look at him, not what to tell him at least the word, and the body of the child separated from the body of the mother with the indifference of the fetus falling from the tree branch. Then, his thoughts took the turnover even more sad - the children always dying through the fault of their fathers who conceived them, and mothers who endured their own and raised their places - and Iosif Son's Son, innocently doomed death. With an embarrassed soul, he was confused by the grave of her beloved from Jacob's wives, lowering his hands outlessly, foulping his head, feeling how Ice Holy Body broke through, and there was no soul in this moment on the road, and not to seek help. The carpenter realized that for the first time in his life, he doubted that the world was arranged wisely and meaningful, and, as if discarding the last hope, shouted: I would die here!
He entered the cave and even before you to make Mary news about what I found my job, I went to the nursery to look at my son, the son was sleeping. Joseph said to himself: he will die, he must die, and his heart shared, but then he thought that in the natural order of things, he would be the first to die himself and that death, seizing him from among those living in the world, replacing his presence in this world lack, will give him - how to put it more precisely? "Something seems to be sorry for such inconsistency - limited in the time of immortality, and it lasts until the people who are not with us are remembered and love.