Я всегда был за тех, кому горше и хуже.
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство моё, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный
Равнодушный, уже остывающий мир.
И сады голубые кудрявой Вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный чёрною сажей;
Землекоп, из горы добывающий мел --
Жил я странною жизнью своих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И, меняя легко свои роли и гримы,
Растворяясь в печали и жизни чужой.
Я свою -- проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
I have always been for those who are worse and worse.
I have always been for those who live hard.
And my art, like frost, even puddles
Sometimes turned into blue glass.
I loved and love this mortal and perishable
Indifferent, already cooling the world.
And the blue gardens of the curly universe
And in the high superstar blue ether.
Chimney sweeper stained with black soot;
Excavator, from the mountain of mining chalk -
I lived the strange life of my characters,
I just did not have time to live my own life.
And, easily changing their roles and makeup,
Dissolving in the sorrow and life of a stranger.
I lost it, but the Seraphim
In the hour of death will fly for my soul!