Lyrics Полозкова - Катя
Views
259
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Полозкова - Катя, and also a translation of a song with a video or clip.
Катя пашет неделю между холеных баб, до сведенных скул. В пятницу вечером Катя приходит в паб и садится на барный стул. Катя просит себе еды и два шота виски по пятьдесят. Катя чернее сковороды, и глядит вокруг, как живой наждак, держит шею при этом так, как будто на ней висят.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом...
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
***
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
***
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее»...
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдает. Мама плакать перестает.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
***
«Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не снабжена. Я простая баба, ничья жена».
***
И Господь подумал: «Что-то Катька моя плоха. Сделалась суха, ко всему глуха. Хоть бывает Катька моя лиха, но большого нету за ней греха.
Я не лотерея, чтобы дарить айпод или там монитор ЖК. Даже вот мужика – днем с огнем не найдешь для нее хорошего мужика. Но Я не садист, чтобы вечно вспахивать ей дорогу, как миномет. Катерина моя не дура. Она поймет».
Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат. Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать. Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить. То, что она стареет, нельзя исправить, - но взять, обдумать и извинить. Через пару недель маме вновь у доктора отмечаться, ей лангеты срежут с обеих рук. Катя дозванивается до собственного начальства, через пару часов билеты берет на юг.
…Катя лежит с двенадцати до шести, слушает, как прибой набежал на камни – и отбежал. Катю кто-то мусолил в потной своей горсти, а теперь вдруг взял и кулак разжал. Катя разглядывает южан, плещется в лазури и синеве, смотрит на закаты и на огонь. Катю медленно гладит по голове мамина разбинтованная ладонь.
Катя думает – я, наверное, не одна, я зачем-то еще нужна.
Там, где было так страшно, вдруг воцаряется совершенная тишина.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом...
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
***
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
***
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее»...
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдает. Мама плакать перестает.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
***
«Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не снабжена. Я простая баба, ничья жена».
***
И Господь подумал: «Что-то Катька моя плоха. Сделалась суха, ко всему глуха. Хоть бывает Катька моя лиха, но большого нету за ней греха.
Я не лотерея, чтобы дарить айпод или там монитор ЖК. Даже вот мужика – днем с огнем не найдешь для нее хорошего мужика. Но Я не садист, чтобы вечно вспахивать ей дорогу, как миномет. Катерина моя не дура. Она поймет».
Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат. Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать. Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить. То, что она стареет, нельзя исправить, - но взять, обдумать и извинить. Через пару недель маме вновь у доктора отмечаться, ей лангеты срежут с обеих рук. Катя дозванивается до собственного начальства, через пару часов билеты берет на юг.
…Катя лежит с двенадцати до шести, слушает, как прибой набежал на камни – и отбежал. Катю кто-то мусолил в потной своей горсти, а теперь вдруг взял и кулак разжал. Катя разглядывает южан, плещется в лазури и синеве, смотрит на закаты и на огонь. Катю медленно гладит по голове мамина разбинтованная ладонь.
Катя думает – я, наверное, не одна, я зачем-то еще нужна.
Там, где было так страшно, вдруг воцаряется совершенная тишина.
Katya plows a week between the sleek women, to the reduced cheekbones. On Friday evening, Katya comes to the pub and sits on a bar stool. Katya asks for food and two whiskey shots at fifty. Katya is blacker than a frying pan, and looks around like living sandpaper, holding her neck at the same time as if she were hanging on it.
A tall barman with an earring craft knows his own well and smiles at her slyly. Katya has a syrup in her glass, and vodka, and a slice of lime, and Cointreau. Does not hops; inside the wiring is short, the hole is the size of all the inside.
Katya remembers how closely, funny and wild it is when you are loved by someone. Now that time was, now, look, you're as lonely as the White Bim. Lonely so that there is no one to drink, it’s okay to talk about the future and the past. Lonely scary, offensive, childish - fatherly anger, empty corner ...
Katya has a bottle of rum at home, just in case, and in a lining is a coat of freaky hashish. You, Lord, if you don’t strangle - make you laugh like that.
***
Katya's phone is ringing in the subway, jumping out of her hands, falling onto her skirt. Katya sees that this is her mother, but can’t hear anything at all, hangs up.
***
Firecrackers with firecrackers, cannon; next to Katya, the aunt goes to the boa. Mom calls again, well, what does she need, “Ma, what do you want, eh?”.
Katya even shudders involuntarily, as if someone had slammed hard on the battery: “I broke my arm. It's too painful for me. Please come as soon as possible ”...
Katya thinks - these are, my dear, rightly so. Kate is scared what is there for a fracture.
Katya rushes about the apartment, as if a whip is being brought over her. An ambulance at the door rings in twenty and five minutes. Something stabs, it does not work, even kill. The heart beats in Kate, like a sparrow caught.
Lying on his hand like a son, and someone's drunk woman gallops like a locust.
Kate sits in a bag sitting on the couch, knocking her fingers on the jacket.
By five in the morning, sleepy Aibolit imposes splints, draws a certificate and gives valuable instructions. Mom stops crying.
Katya is going home in a taxi, her creaks squeezed. She does not feel sorry for neither mother, nor fat, nor herself.
***
“I'm a tired robot, a leaky tank. You have to be a hero, and I'm a wimp. I got a voice, povybit fur, and I do not want to be stronger than all. Not a fighter, not clawed. I'm a simple woman, nobody's wife. ”
***
And the Lord thought: “Something my Katka is bad. It became dry, to all deaf. Though Katka is my hard, but there is no big sin behind it.
I'm not a lottery to give an iPod or LCD monitor there. Even here a peasant - in the afternoon with fire you will not find a good peasant for her. But I am not a sadist to forever plow her way like a mortar. Katerina is not my fool. She will understand. ”
Katya wakes up, the sun fills the room, she soars like a balloon. Katya suddenly knows that if you want to be happy - it’s time to become. Katya knows that the same live thread is in her and in her mother. The fact that she is aging cannot be corrected - but to take, ponder and excuse. After a couple of weeks, the mom is again noted by the doctor; Katya dials her own bosses, after a couple of hours she takes the tickets to the south.
... Katya lies from twelve to six, listens as the surf runs onto the rocks - and runs off. Someone was killing Katya in her handful of sweaty, but now he suddenly took his fist and opened it. Katya looks at the southerners, splashing in azure and blue, looking at sunsets and fire. Katya slowly strokes the head of her unzipped palm on the head.
Katya thinks - I’m probably not alone, I’m still needed for some reason.
Where it was so scary, suddenly perfect silence reigns.
A tall barman with an earring craft knows his own well and smiles at her slyly. Katya has a syrup in her glass, and vodka, and a slice of lime, and Cointreau. Does not hops; inside the wiring is short, the hole is the size of all the inside.
Katya remembers how closely, funny and wild it is when you are loved by someone. Now that time was, now, look, you're as lonely as the White Bim. Lonely so that there is no one to drink, it’s okay to talk about the future and the past. Lonely scary, offensive, childish - fatherly anger, empty corner ...
Katya has a bottle of rum at home, just in case, and in a lining is a coat of freaky hashish. You, Lord, if you don’t strangle - make you laugh like that.
***
Katya's phone is ringing in the subway, jumping out of her hands, falling onto her skirt. Katya sees that this is her mother, but can’t hear anything at all, hangs up.
***
Firecrackers with firecrackers, cannon; next to Katya, the aunt goes to the boa. Mom calls again, well, what does she need, “Ma, what do you want, eh?”.
Katya even shudders involuntarily, as if someone had slammed hard on the battery: “I broke my arm. It's too painful for me. Please come as soon as possible ”...
Katya thinks - these are, my dear, rightly so. Kate is scared what is there for a fracture.
Katya rushes about the apartment, as if a whip is being brought over her. An ambulance at the door rings in twenty and five minutes. Something stabs, it does not work, even kill. The heart beats in Kate, like a sparrow caught.
Lying on his hand like a son, and someone's drunk woman gallops like a locust.
Kate sits in a bag sitting on the couch, knocking her fingers on the jacket.
By five in the morning, sleepy Aibolit imposes splints, draws a certificate and gives valuable instructions. Mom stops crying.
Katya is going home in a taxi, her creaks squeezed. She does not feel sorry for neither mother, nor fat, nor herself.
***
“I'm a tired robot, a leaky tank. You have to be a hero, and I'm a wimp. I got a voice, povybit fur, and I do not want to be stronger than all. Not a fighter, not clawed. I'm a simple woman, nobody's wife. ”
***
And the Lord thought: “Something my Katka is bad. It became dry, to all deaf. Though Katka is my hard, but there is no big sin behind it.
I'm not a lottery to give an iPod or LCD monitor there. Even here a peasant - in the afternoon with fire you will not find a good peasant for her. But I am not a sadist to forever plow her way like a mortar. Katerina is not my fool. She will understand. ”
Katya wakes up, the sun fills the room, she soars like a balloon. Katya suddenly knows that if you want to be happy - it’s time to become. Katya knows that the same live thread is in her and in her mother. The fact that she is aging cannot be corrected - but to take, ponder and excuse. After a couple of weeks, the mom is again noted by the doctor; Katya dials her own bosses, after a couple of hours she takes the tickets to the south.
... Katya lies from twelve to six, listens as the surf runs onto the rocks - and runs off. Someone was killing Katya in her handful of sweaty, but now he suddenly took his fist and opened it. Katya looks at the southerners, splashing in azure and blue, looking at sunsets and fire. Katya slowly strokes the head of her unzipped palm on the head.
Katya thinks - I’m probably not alone, I’m still needed for some reason.
Where it was so scary, suddenly perfect silence reigns.