Не под звон гитары семиструнной,
А под звон дубаческих ключей,
Выпилю решетку и на волю,
Повидаться с матерью своей.
Неужели мама не узнает,
Своего родимого сынка?
В юности меня ты провожала,
А придется встретить старика.
Никакой землей зарыт я не был,
Просто с той землею я дружил.
Лагерные муки и конвои,
Много, мама, горя пережил.
Лагерь наш поднимут по тревоге,
На ноги оденут кандалы.
И пойдут ребята по дорогам
Нашей необъятной стороны.
Так налей же, мама, горькой водки,
Водкой я печаль свою залью,
Лагерные муки позабуду
И про эту песню, что пою.
Лагерные муки позабуду
И про эту песню, что пою.
Not to the sound of a seven-string guitar,
And under the clatter of oak keys,
I'll take the grill and free will,
To see his mother.
Does not my mother know,
His own son?
In my youth you accompanied me,
And it is necessary to meet the old man.
No land was buried, I was not,
I was just friends with that land.
Camp flours and convoys,
Much, Mom, grief has gone through.
Our camp will be raised by alarm,
Shackles will be put on your feet.
And the guys will go along the roads
Our vast side.
So pour, mother, bitter vodka,
With vodka, I shed my sorrow,
I'll forget the campfire
And about this song that I sing.
I'll forget the campfire
And about this song that I sing.