Их не зовут, они приходят сами,
С Заученнoю лаской рук и глаз.
С богатым прошлым, лживыми слезами
И клятвами, что любят в первый раз.
Их обнимают, зная то, что вскоре
Другие руки прикоснутся к ним,
И тлеет в сердце крошечное горе,
Которое нам кажется смешным.
И вздрагиваешь, словно от укола,
Почувствовав мгновение, когда
В прощании наигранно весёлом
Безмолвное присутствие стыда.
И слыша каблучки по коридору
Её, ушедшей в предрассветный дым.
Внезапно понимаешь то, что дорог
Ей был за то, что не был дорогим.
И выбежишь невольно вслед за нею,
Грустишь и радуешься, что не смог догнать.
И вдруг она становится роднее
За то, что с ней не встретишься опять.
С которой сам виновен в равной мере,
Коль жаждою любимым быть томим.
Ночным словам ни чуточки не веря,
Твердил себе, что всё же веришь им.
Ночным словам ни чуточки не веря,
Твердил себе, что всё же веришь им.
They are not called, they come themselves,
With the learned caress of the hands and eyes.
With a rich past, false tears
And oaths that they love for the first time.
They are embraced, knowing that soon
Other hands touch them,
And in the heart smolders a tiny bitterness
Which seems funny to us.
And you start, as if from a prick,
Feeling a moment when
Goodbye in fun
The silent presence of shame.
And hearing heels down the hall
Her, gone into the predawn smoke.
Suddenly you understand what is dear
She was for not being expensive.
And run involuntarily after her,
Sad and happy that you could not catch up.
And suddenly she becomes more familiar
For not meeting her again.
With which he himself is equally guilty
Kohl thirst beloved to be tormented.
Nightly words do not believe a little,
He told himself that you still believed them.
Nightly words do not believe a little,
He told himself that you still believed them.