Я глядел на нее и не мог наглядеться и знал столь же твердо, как то, что умру, что люблю ее больше всего, что когда-либо видел и не мог вообразить на этом свете. От нее оставалось лишь редчайшее эхо той нимфетки, но я боготворил ее, эту Лолиту: бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем, все равно, даже если ее глаза потускнеют, даже тогда я буду с ума сходить от нежности при одном виде ее дорогого лица
I looked at her and could not look and knew as firmly as that I would die, that I loved her the most that I had ever seen and could not imagine in this world. From her there was only the rarest echo of that nymphet, but I idolized her, this Lolita: pale and defiled, with a strange child under my heart, all the same, even if her eyes fade, even then I will go mad with tenderness at one kind of her dear faces