Он казался ей чудаком.
Ждал ее у парадных на лестничных клетках,
В не отглаженных брюках и разноцветных жилетках.
Часто пах коньяком.
Называл ее ласково – «детка»…
Он носил ей цветы.
Даже в самый свирепый мороз,
Миллионами белых, заснеженных инеем роз,
Устилал ей мосты.
Говорил и смеялся до слез…
Говорил ей сквозь тишь:
Без нее, как в аду,
Что внутри без нее стареет душа,
Что она – как Париж:
Повидать. А потом умереть.
Он казался смешон…
И спустя прожитый год,
Подбирая в парадном от прошлого чуда код,
Она знала: цветы в феврале ей Он лишь дарил.
На руках, через оттепель по лужам носил.
Разлетается дым.
Он напишет, как раньше жил…
Что сейчас он в Марселе, свои обещания сложил…
Черепицами крыш всем кварталам – на солнце гореть!
Что она – как Париж.
Повидать… а потом умереть.
…
Что февраль для цветов стал отныне жесток и лжив:
«Я увидел Париж. И лишь чудом остался жив»…
He seemed to her an eccentric.
Waiting for her at the front doors on the stairwells,
In not ironed trousers and multi-colored vests.
Often it smelled of brandy.
He called her affectionately - "baby" ...
He wore her flowers.
Even in the most fierce frost
Millions of white roses covered with hoarfrost,
He paved the bridges for her.
He spoke and laughed to tears ...
He said to her through silence:
Without her, like in hell
What’s inside without a soul aging
What is she like Paris:
To see. And then die.
He seemed ridiculous ...
And after a year,
Picking up the code in the front door of the last miracle,
She knew: in February, He only gave her flowers.
In his arms, through the thaw through the puddles he wore.
Smoke flies.
He will write how he used to live ...
That he is now in Marseille, he has made his promises ...
Roof tiles to all quarters - burn in the sun & # 33;
That she is like Paris.
See ... and then die.
...
That February was now cruel and deceitful for flowers:
“I saw Paris. And only miraculously survived ”...