Lyrics Михаил Щербаков - Павловск
Views
83
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Михаил Щербаков - Павловск, and also a translation of a song with a video or clip.
«ПАВЛОВСК» №7 «Чужая музыка ... 3» 6.X.2015
(25-II-13 (возможно, 1-е исп.)
#10 И полдень, и вокзал ... | 209"
И полдень, и вокзал, и справочная — всё уместно было, кроме нас.
И очередь, и редкий дождь, и колея на Оредеж и Павловск.
Все пассажиры арии свои и роли знали, кроме нас,
как если некий бы выдумыватель в чужую музыку вкропал нас,
к слову приплёл, вклеил в коллаж,
к буфетным кружевам и модному по радио потоку средних частот.
Дождь был уныл, день был не наш,
но в целой жизни не было у нас важнее дня, чем тот.
Как если ни единой бы живой души вокруг, разучивали мы
подсказанные кем-то реплики среди гуденья и мельканья.
Глухие чьи-то сны, навязанные нам, озвучивали мы,
от робости недоговаривая, из гордости не умолкая.
Чей-то владел нами расчёт.
Сегодня очевиднее, но не яснее нам он стал, чем тогда.
Робость прошла, гордость пройдёт,
а реплики не делись никуда, и мы не делись никуда.
Вокзал разросся вширь, столетье обновилось, норма с неба пролилась,
диспетчера седого с должности внучатый вытеснил наследник.
Всех пассажиров скорый подобрал и в Павловск вывез, кроме нас.
Всё в тех же недомолвках путаемся мы, и радио шумит на средних.
Тот же сквозь шум модный акын
отсутствием фантазии не сокрушён и гордо режет правду одну.
Правде цена — медный алтын,
живой душе пока не до того, а мёртвая уже в Аду.
(25-II-13 (возможно, 1-е исп.)
#10 И полдень, и вокзал ... | 209"
И полдень, и вокзал, и справочная — всё уместно было, кроме нас.
И очередь, и редкий дождь, и колея на Оредеж и Павловск.
Все пассажиры арии свои и роли знали, кроме нас,
как если некий бы выдумыватель в чужую музыку вкропал нас,
к слову приплёл, вклеил в коллаж,
к буфетным кружевам и модному по радио потоку средних частот.
Дождь был уныл, день был не наш,
но в целой жизни не было у нас важнее дня, чем тот.
Как если ни единой бы живой души вокруг, разучивали мы
подсказанные кем-то реплики среди гуденья и мельканья.
Глухие чьи-то сны, навязанные нам, озвучивали мы,
от робости недоговаривая, из гордости не умолкая.
Чей-то владел нами расчёт.
Сегодня очевиднее, но не яснее нам он стал, чем тогда.
Робость прошла, гордость пройдёт,
а реплики не делись никуда, и мы не делись никуда.
Вокзал разросся вширь, столетье обновилось, норма с неба пролилась,
диспетчера седого с должности внучатый вытеснил наследник.
Всех пассажиров скорый подобрал и в Павловск вывез, кроме нас.
Всё в тех же недомолвках путаемся мы, и радио шумит на средних.
Тот же сквозь шум модный акын
отсутствием фантазии не сокрушён и гордо режет правду одну.
Правде цена — медный алтын,
живой душе пока не до того, а мёртвая уже в Аду.
«PAVLOVSK» №7 «Other people's music ... 3» 6.X.2015
(25-II-13 (possibly, 1st application))
# 10 And noon, and the station ... | 209 "
And noon, and the station, and the reference - everything was appropriate except us.
And the line, and a rare rain, and a rut at Oredezh and Pavlovsk.
All the passengers of their arias and roles knew, except us,
as if someone would have invented somebody else's music to us,
by the way, he stuck it in, put it in a collage,
to the pantry laces and a moderately mid-range radio stream.
The rain was dull, the day was not ours,
but in a lifetime we had no more important day than that.
As if not a single living soul around, we learned
prompted by someone replicas among the droning and flashing.
Deaf someone's dreams, imposed on us, we voiced,
from timidity non-talking, from pride without ceasing.
Someone owned us the calculation.
Today it's more obvious, but it's not clearer to us than it was then.
The timidity has passed, pride will pass,
and the replica did not go anywhere, and we did not go anywhere.
The station has grown in breadth, the centennial has been renewed, the norm has been spilled from the sky,
the manager of the gray-haired from the post grandchild ousted the heir.
He picked up all the passengers and took them to Pavlovsk, except for us.
All the same misunderstandings we are confused, and the radio is noisy in the middle.
The same through the noise of fashionable akyn
the lack of imagination is not crushed and proudly cuts the truth one.
The truth is the price - a copper altyn,
The living soul is not there yet, but the dead one is already in Hell.
(25-II-13 (possibly, 1st application))
# 10 And noon, and the station ... | 209 "
And noon, and the station, and the reference - everything was appropriate except us.
And the line, and a rare rain, and a rut at Oredezh and Pavlovsk.
All the passengers of their arias and roles knew, except us,
as if someone would have invented somebody else's music to us,
by the way, he stuck it in, put it in a collage,
to the pantry laces and a moderately mid-range radio stream.
The rain was dull, the day was not ours,
but in a lifetime we had no more important day than that.
As if not a single living soul around, we learned
prompted by someone replicas among the droning and flashing.
Deaf someone's dreams, imposed on us, we voiced,
from timidity non-talking, from pride without ceasing.
Someone owned us the calculation.
Today it's more obvious, but it's not clearer to us than it was then.
The timidity has passed, pride will pass,
and the replica did not go anywhere, and we did not go anywhere.
The station has grown in breadth, the centennial has been renewed, the norm has been spilled from the sky,
the manager of the gray-haired from the post grandchild ousted the heir.
He picked up all the passengers and took them to Pavlovsk, except for us.
All the same misunderstandings we are confused, and the radio is noisy in the middle.
The same through the noise of fashionable akyn
the lack of imagination is not crushed and proudly cuts the truth one.
The truth is the price - a copper altyn,
The living soul is not there yet, but the dead one is already in Hell.