слёзы на глазах..
Это было в песках под крещенский мороз,
Замерзал я в холодной пустыне,
И судьба нас свела со старлеем всерьёз,
Со старлеем с висками седыми.
Мы в палатке одной замерзали вдвоём,
На двоих папироску делили,
А потом он сказал: "Друг, давай запоём!"
И в два голоса мы захрипели.
Пели про лошадей из вечернего дня,
Что скакали вдали лёгким бегом.
А потом он пил спирт и смотрел на меня,
Запивая растаявшим снегом.
Он сорвал свой бушлат и отдал его мне:
"На погрейся, ведь ты замерзаешь."
Мы сидели вдвоём в зимней той тишине.
Он спросил у меня: "А ты знаешь,
Что такое война? А стреляли в тебя?
А ты видел живого душмана?"
Я качал головой, понимал его я,
В том его незажившая рана.
Он смеялся и пил, и мне всё говорил:
"Вы завязли в дерьме и зажрались!"
А потом он уснул. Я бушлатом прикрыл
И добил все бычки, что остались.
Мы по жизни пути запрягаем узду
И купаемся в звёздных фонтанах.
Если б только я мог, я достал бы звезду,
Чтобы стал мой старлей капитаном.
tears on eyes..
It was in the sands under the Epiphany Frost,
I frozen in the cold desert,
And fate brought us with stealing seriously,
With steamed with whisms gray.
We in the tent one frozen together
For two cigarette, divided,
And then he said: "Friend, let's drink!"
And in two voices we stuck.
Sang about horses from the evening day,
What they rushed away with a light run.
And then he drank alcohol and looked at me,
By drinking melting snow.
He threw his Bushland and gave it to me:
"I'm fright, because you freeze."
We sat together in the winter of that silence.
He asked me: "And you know,
What is war? And fired in you?
Did you see a live dust? "
I shook my head, I understood him,
In the wrong wound.
He laughed and drank, and I said everything:
"You were branded in shit and lit up!"
And then he fell asleep. I covered with a bump
And finished all bulls that remained.
We hide the road in the life of the ultrasound
And bathe in star fountains.
If only I could, I would take a star,
To become my stalls captain.