Мой май! В сиренах над Садовым,
в далёком гвалте птичьих стай,
замри, внезапно околдован,
услышь признанье – и растай
в цепи переселений
души, и медленно плыви
к местам былых увеселений
и первых опытов любви
застенчиво-отважной
без утоленья и стыда,
как невесомый змей бумажный
незримо канувшей туда,
где воздух неподвижен,
где травы в утренних слезах,
и снег летит на землю с вишен,
летит – и тает на глазах,
увидевших в последний
раз на нескучном берегу
меня – бессмертнадцатилетней,
меня – поющей на бегу
за клейкими листками
под звон и шелест у виска
твоих либрарий и кунсткамер,
моя весна, моя Москва!
My May! In the sirens over Garden,
in the distant hubbub of bird flocks,
stand still suddenly bewitched
hear confession and melt
in the relocation chain
souls, and slowly swim
to the places of former amusements
and first love experiences
shyly brave
without quenching and shame,
like a weightless kite paper
invisibly sunk there
where the air is still
where are the herbs in the morning tears,
and the snow flies to the ground with cherries,
flies - and melts before our eyes,
who saw last
once on the dull shore
me - the immortal,
me - singing on the run
for sticky sheets
under the ringing and rustling at the temple
your libraria and kunstkamera
my spring, my Moscow!