Lyrics Константин Потапов - 6 Был май
Views
105
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Константин Потапов - 6 Был май, and also a translation of a song with a video or clip.
Май цвел. Май умирал. Май исходил.
Гремел вагон. В права вступало лето.
Я задыхался. Гас. Я был один.
Я был один под тяжкой ношей этой.
Я жив был только в спекшихся губах.
И я нес весть и был я весь - судьба
стрелы в тугом объятье арбалета.
И я был пульсом, скрученным в узлы.
Я трясся, я был трус, я был увлажнен.
Я был тогда – один смещенный взрыв
испарины, сирени, и пейзажа.
И кто-то мучил клювом си бемоль,
и вновь был мост. Не мост – сплошная боль!
И шрам – глубок был. И рубец – не зажил.
Гремел вагон. И где-то на краю
моей души, под этой тяжкой вестью,
предместья жили тем лишь, что июнь
был перспективой, избавленьем, местью.
Июнь, июль, то был мой горизонт
мечтаний, я не смел свой робкий взор
направить дальше пляшущих предместий.
Взошли на мост. Река. Я красоту
предместий ощутил тогда подробней,
чем, если б поезд шел не по мосту,
но прямо б по груди моей, по ребрам.
Май цвел. Май отцветал. Май весь
предвидел, ненавидел эту весть.
Был май. Был я. Был мост. Поочередно.
И был вокзал. Как апогей. Перрон.
О, как я шел, я сам того не помнил.
Май. Мост. Вокзал. Я. Вчетвером.
Добавьте боль. Картина будет полной.
Я нес ту весть. Весть занимала всё
во мне. Я, задыхаясь, пересек
толпу и сердце. Память и платформу.
О, как скрипит разбитый экипаж.
Трясется раскаленным ливнем мелочь.
Я здесь. Я твой. Твоя слепая блажь.
Твоя ошибка. Прихоть. Слабость. Немощь.
Господь, я здесь. Я твой неверный шаг.
Смотри, как я шагаю, не дыша
в родимый двор. В глухую неизбежность.
И вот подъезд. Четыре этажа.
Взойти спиралью вдоль застывших клеток.
Я чувствую себя острей ножа.
Точней стрелы. Несчастней арбалета.
О, проще на ступени сдаться, лечь.
Как говорить, когда родная речь
не хочет подчиняться вести этой?
Но я внутри. Я жалок. Я трясусь.
Я жму звонок. Прости нас, боже, ибо
не ведаем. Я в комнате. Молюсь.
Я сам – молитва. Весть. Я – гибель. Гибель.
И вот уже означенная ты.
Засохшим побережьем наши рты
остановились на немом изгибе.
Да. Я был жалок. Я был нем и слаб.
Ну, вот и все. И ты – рыданий слепок.
Ты эту весть взяла. И понесла
по комнатам. Я волочился следом.
Сквозь птичий гомон. Больше не люблю.
И птицы тот час вспыхнувший июль
воспели б. Если б не ослепли
Гремел вагон. В права вступало лето.
Я задыхался. Гас. Я был один.
Я был один под тяжкой ношей этой.
Я жив был только в спекшихся губах.
И я нес весть и был я весь - судьба
стрелы в тугом объятье арбалета.
И я был пульсом, скрученным в узлы.
Я трясся, я был трус, я был увлажнен.
Я был тогда – один смещенный взрыв
испарины, сирени, и пейзажа.
И кто-то мучил клювом си бемоль,
и вновь был мост. Не мост – сплошная боль!
И шрам – глубок был. И рубец – не зажил.
Гремел вагон. И где-то на краю
моей души, под этой тяжкой вестью,
предместья жили тем лишь, что июнь
был перспективой, избавленьем, местью.
Июнь, июль, то был мой горизонт
мечтаний, я не смел свой робкий взор
направить дальше пляшущих предместий.
Взошли на мост. Река. Я красоту
предместий ощутил тогда подробней,
чем, если б поезд шел не по мосту,
но прямо б по груди моей, по ребрам.
Май цвел. Май отцветал. Май весь
предвидел, ненавидел эту весть.
Был май. Был я. Был мост. Поочередно.
И был вокзал. Как апогей. Перрон.
О, как я шел, я сам того не помнил.
Май. Мост. Вокзал. Я. Вчетвером.
Добавьте боль. Картина будет полной.
Я нес ту весть. Весть занимала всё
во мне. Я, задыхаясь, пересек
толпу и сердце. Память и платформу.
О, как скрипит разбитый экипаж.
Трясется раскаленным ливнем мелочь.
Я здесь. Я твой. Твоя слепая блажь.
Твоя ошибка. Прихоть. Слабость. Немощь.
Господь, я здесь. Я твой неверный шаг.
Смотри, как я шагаю, не дыша
в родимый двор. В глухую неизбежность.
И вот подъезд. Четыре этажа.
Взойти спиралью вдоль застывших клеток.
Я чувствую себя острей ножа.
Точней стрелы. Несчастней арбалета.
О, проще на ступени сдаться, лечь.
Как говорить, когда родная речь
не хочет подчиняться вести этой?
Но я внутри. Я жалок. Я трясусь.
Я жму звонок. Прости нас, боже, ибо
не ведаем. Я в комнате. Молюсь.
Я сам – молитва. Весть. Я – гибель. Гибель.
И вот уже означенная ты.
Засохшим побережьем наши рты
остановились на немом изгибе.
Да. Я был жалок. Я был нем и слаб.
Ну, вот и все. И ты – рыданий слепок.
Ты эту весть взяла. И понесла
по комнатам. Я волочился следом.
Сквозь птичий гомон. Больше не люблю.
И птицы тот час вспыхнувший июль
воспели б. Если б не ослепли
May blossomed. May was dying. May proceeded.
The car was thundering. Summer came into law.
I was choking. Gus. I was alone.
I was alone under the heavy burden of this one.
I was alive only in my caked lips.
And I carried the message and I was all - fate
arrows in the tight embrace of a crossbow.
And I was a pulse twisted into knots.
I was shaking, I was a coward, I was moist.
I was then - one biased explosion
sweets, lilacs, and landscapes.
And someone tortured his beak in B flat,
and again there was a bridge. Not a bridge - a pain!
And the scar was deep. And the scar - did not heal.
The car was thundering. And somewhere on the edge
my soul, under this heavy news,
Suburbs lived only because June
was a prospect, a deliverance, revenge.
June, July, it was my horizon
dreams, I did not dare to look timidly
to direct further the dancing suburbs.
We climbed the bridge. River. I am beauty
Suburbs then felt more detailed,
than if the train did not go over the bridge,
but straight on my chest, along the ribs.
May blossomed. May blossomed. May all
foresaw, hated this message.
It was May. There was I. There was a bridge. Alternately.
And there was a station. As an apogee. Platform.
Oh, as I walked, I did not remember that myself.
May. Bridge. Railway station. Four. Four.
Add pain. The picture will be complete.
I carried that message. The message occupied everything
inside of me. I, choking, crossed
crowd and heart. Memory and platform.
Oh, how the creaky crew creaks.
It's shaking with a burning rainstorm.
I'm here. I am yours. Your blind whim.
Your mistake. Whim. Weakness. Insanity.
Lord, here I am. I'm your wrong move.
Look how I walk, not breathing
in the birth yard. In a deaf inevitability.
And here is the entrance. Four floors.
Ascend the spiral along the frozen cells.
I feel like a sharp knife.
More accurate arrows. Unhappy with the crossbow.
Oh, it's easier to give up on a step, lie down.
How to speak when native speech
does not want to obey this message?
But I'm inside. I'm pathetic. I'm shaking.
I press the bell. Forgive us, God, for
we do not know. I'm in the room. I pray.
I myself am a prayer. News. I am doom. Death.
And here you are already marked.
The withered coast of our mouths
stopped at a mute bend.
Yes. I was pathetic. I was weak and weak.
That's it. And you - sobing cast.
You took this message. And suffered
by the rooms. I followed.
Through the bird's hubbub. I do not like any more.
And the birds that hour broke out July
sang b. If I had not been blind
The car was thundering. Summer came into law.
I was choking. Gus. I was alone.
I was alone under the heavy burden of this one.
I was alive only in my caked lips.
And I carried the message and I was all - fate
arrows in the tight embrace of a crossbow.
And I was a pulse twisted into knots.
I was shaking, I was a coward, I was moist.
I was then - one biased explosion
sweets, lilacs, and landscapes.
And someone tortured his beak in B flat,
and again there was a bridge. Not a bridge - a pain!
And the scar was deep. And the scar - did not heal.
The car was thundering. And somewhere on the edge
my soul, under this heavy news,
Suburbs lived only because June
was a prospect, a deliverance, revenge.
June, July, it was my horizon
dreams, I did not dare to look timidly
to direct further the dancing suburbs.
We climbed the bridge. River. I am beauty
Suburbs then felt more detailed,
than if the train did not go over the bridge,
but straight on my chest, along the ribs.
May blossomed. May blossomed. May all
foresaw, hated this message.
It was May. There was I. There was a bridge. Alternately.
And there was a station. As an apogee. Platform.
Oh, as I walked, I did not remember that myself.
May. Bridge. Railway station. Four. Four.
Add pain. The picture will be complete.
I carried that message. The message occupied everything
inside of me. I, choking, crossed
crowd and heart. Memory and platform.
Oh, how the creaky crew creaks.
It's shaking with a burning rainstorm.
I'm here. I am yours. Your blind whim.
Your mistake. Whim. Weakness. Insanity.
Lord, here I am. I'm your wrong move.
Look how I walk, not breathing
in the birth yard. In a deaf inevitability.
And here is the entrance. Four floors.
Ascend the spiral along the frozen cells.
I feel like a sharp knife.
More accurate arrows. Unhappy with the crossbow.
Oh, it's easier to give up on a step, lie down.
How to speak when native speech
does not want to obey this message?
But I'm inside. I'm pathetic. I'm shaking.
I press the bell. Forgive us, God, for
we do not know. I'm in the room. I pray.
I myself am a prayer. News. I am doom. Death.
And here you are already marked.
The withered coast of our mouths
stopped at a mute bend.
Yes. I was pathetic. I was weak and weak.
That's it. And you - sobing cast.
You took this message. And suffered
by the rooms. I followed.
Through the bird's hubbub. I do not like any more.
And the birds that hour broke out July
sang b. If I had not been blind