Фант /исп:Семён Янишевский
Анн:Тридцать лет назад это читалось как фантастика. Исследующая и расширяющая границы жанра, жадно впитывающая всевозможные новейшие веяния, примеряющая общечеловеческое лицо, отважно игнорирующая каинову печать «жанрового гетто». Сейчас это воспринимается как одно из самых человечных произведений новейшего времени, как роман пронзительной психологической силы, как филигранное развитие темы любви и ответственности. Не зря вышедшую уже в 90-е книгу воспоминаний Киз назвал «Элджернон и я».
Fant / App: Semyon Yanishevsky
Ann: Thirty years ago it was read like a fantasy. Exploring and expanding the boundaries of the genre, greedily absorbing all sorts of new trends, trying on a common human face, ignorantly ignoring the Cain print of the "genre ghetto". Now it is perceived as one of the most humane works of modern times, like a novel of a piercing psychological force, as a filigree development of the theme of love and responsibility. Knowingly left already in the 90th book of memoirs, Kiz called "Algernon and I."