Текст песни Саша Македонский - Им было по пять, когда канул в лету Великий Союз...
Просмотров
25
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Саша Македонский - Им было по пять, когда канул в лету Великий Союз..., а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Им было по пять,
Когда канул в лету великий союз,
И с полок магазинов ветром смело остатки советских муз,
Как лопнувший переспелый арбуз,
Как груз никому не нужных полен,
В обмен
На некую свободу, что превратила мысли взрослых в голимый тлен.
А им было плевать, потому что тогда им было всего по пять.
Потом им стало по шесть.
В это время у многих реально нечего было есть,
Не на что сесть
Потому что продали последний стул.
Но гул
Отъезжавших с вокзала поездов
Детский мозг навсегда замкнул.
Заставил запомнить,
Заткнул.
Старой тряпкой
Бутылку с мечтой. Кривой, косой, искалеченой, что бережно нёс домой, босой, перепачканый черной золой там, тут и вот здесь,
Но на это тоже было плевать, потому что им было по шесть.
Когда им стало по девять,
Они уже год как знали друг друга.
Как Токатта и Фуга спелись, сплились молодыми ветвями.
Знамя красной лентой горело в глазах и мечтах
Огнём, днём и ночью.
Ночью и днём.
Они взрослели.
Ломали
Стереотипы семей советских,
Детских представлений о жизни светской,
В которую их струей занесло
и скрутило не по детски. Дерзко. Держались.
Когда восемнадцать исполнилось, чуть не сломались, но нет, не сдались!
Остались на плаву, схватив за уши славу и молву.
Сейчас им двадцать четыре.
В безумном мире игры и жести, смешаной с местью,
Они по прежнему вместе. Если
Один уйдёт то второй уйдёт тоже.
Я еще не видел, чтоб люди так друг друга чувствовали кожей, так друг на друга были похожи.
Сажей перемаж одного,
другой по запаху найдёт, тут же. В жару или стужу - не важно.
Когда канул в лету великий союз,
И с полок магазинов ветром смело остатки советских муз,
Как лопнувший переспелый арбуз,
Как груз никому не нужных полен,
В обмен
На некую свободу, что превратила мысли взрослых в голимый тлен.
А им было плевать, потому что тогда им было всего по пять.
Потом им стало по шесть.
В это время у многих реально нечего было есть,
Не на что сесть
Потому что продали последний стул.
Но гул
Отъезжавших с вокзала поездов
Детский мозг навсегда замкнул.
Заставил запомнить,
Заткнул.
Старой тряпкой
Бутылку с мечтой. Кривой, косой, искалеченой, что бережно нёс домой, босой, перепачканый черной золой там, тут и вот здесь,
Но на это тоже было плевать, потому что им было по шесть.
Когда им стало по девять,
Они уже год как знали друг друга.
Как Токатта и Фуга спелись, сплились молодыми ветвями.
Знамя красной лентой горело в глазах и мечтах
Огнём, днём и ночью.
Ночью и днём.
Они взрослели.
Ломали
Стереотипы семей советских,
Детских представлений о жизни светской,
В которую их струей занесло
и скрутило не по детски. Дерзко. Держались.
Когда восемнадцать исполнилось, чуть не сломались, но нет, не сдались!
Остались на плаву, схватив за уши славу и молву.
Сейчас им двадцать четыре.
В безумном мире игры и жести, смешаной с местью,
Они по прежнему вместе. Если
Один уйдёт то второй уйдёт тоже.
Я еще не видел, чтоб люди так друг друга чувствовали кожей, так друг на друга были похожи.
Сажей перемаж одного,
другой по запаху найдёт, тут же. В жару или стужу - не важно.
They were five
When the Great Union went into the summer,
And from the shelves of shops winds boldly the remnants of Soviet music,
How bursting surfy watermelon
How does the cargo are not necessary for anything
In trade for
For some kind of freedom, which turned the thoughts of adults to the Golimic Tlen.
And they did not care because then they were only five.
Then they became six.
At this time, many really had nothing to eat,
Not to sit
Because they sold the last chair.
But Gul
Drove from train station
Children's brain closed forever.
Made me remember
Shut up.
Old rag
Bottle with a dream. A curve, oblique, crippled, which is carefully used home, barefot, spacing black ash there, here and here,
But it was also to do it, because they were six.
When they became nine,
They have already known each other for a year.
Like a tokatta and a fugue, rushed, fused young branches.
Banner of red ribbon burned in the eyes and dreams
Fire, afternoon and at night.
At night and day.
They are adults.
Broke
Stereotypes of Soviet families,
Children's ideas about the life of secular,
In which their streams brought
and twisted not for childish. Dare. Kept.
When eighteen turned out, almost broke, but no, not surrender!
They remain afloat, grabbing glory and culk behind the ears.
Now they are twenty-four.
In the insane world of the game and tin, mixed with revenge,
They are still together. If a
One will go then the second will also go.
I have not seen people so that people feel like that of each other, so each other were similar.
SAZHEY MONOUND ONE,
Another in the smell will find, right there. In the heat or stub - it does not matter.
When the Great Union went into the summer,
And from the shelves of shops winds boldly the remnants of Soviet music,
How bursting surfy watermelon
How does the cargo are not necessary for anything
In trade for
For some kind of freedom, which turned the thoughts of adults to the Golimic Tlen.
And they did not care because then they were only five.
Then they became six.
At this time, many really had nothing to eat,
Not to sit
Because they sold the last chair.
But Gul
Drove from train station
Children's brain closed forever.
Made me remember
Shut up.
Old rag
Bottle with a dream. A curve, oblique, crippled, which is carefully used home, barefot, spacing black ash there, here and here,
But it was also to do it, because they were six.
When they became nine,
They have already known each other for a year.
Like a tokatta and a fugue, rushed, fused young branches.
Banner of red ribbon burned in the eyes and dreams
Fire, afternoon and at night.
At night and day.
They are adults.
Broke
Stereotypes of Soviet families,
Children's ideas about the life of secular,
In which their streams brought
and twisted not for childish. Dare. Kept.
When eighteen turned out, almost broke, but no, not surrender!
They remain afloat, grabbing glory and culk behind the ears.
Now they are twenty-four.
In the insane world of the game and tin, mixed with revenge,
They are still together. If a
One will go then the second will also go.
I have not seen people so that people feel like that of each other, so each other were similar.
SAZHEY MONOUND ONE,
Another in the smell will find, right there. In the heat or stub - it does not matter.